Калле Блумквист и Расмус
Шрифт:
– Да, этого, верно, ждать не долго, - заявил Блум.
– Во всяком случае, они должны быть здесь, на острове.
– Будь спокоен, - сказал Никке.
– Я их поймаю, если даже для этого мне придется обшарить каждый куст.
Ева Лотта закрыла глаза. Они всего в десяти шагах от нее, и она не в состоянии смотреть на них. Она закрывает глаза и ждет. Скорее бы уж они обнаружили ее, чтобы она могла наконец заплакать, о чем так давно мечтала.
Она сидит, закрыв глаза и прислонившись спиной к мшистому валуну, и слышит голоса
Долго-долго сидит она на поросшей мхом земле. Она не смеет шевельнуться. Ей хочется сидеть у валуна и вообще ничем больше в жизни не заниматься.
Но в конце концов Расмус просыпается, и тогда Ева Лотта понимает, что необходимо приободриться.
– Пошли, Расмус, - говорит она.
– Нам надо уходить отсюда.
Она беспокойно оглядывается по сторонам. Солнце уже не светит. Большие темные тучи плывут по небу. Видно, ночью пойдет дождь. Уже падают первые капли.
– Хочу к папе, - капризничает Расмус.
– Не хочу больше оставаться в лесу, хочу к папе!
– Мы не можем пойти к папе сейчас, - в отчаянии произносит Ева Лотта.
– Нам надо попытаться найти Калле и Андерса, иначе я не знаю, что с нами будет.
Она пробивалась сквозь черничник, а Расмус следовал за ней, скуля, точно маленький щенок.
– Хочу есть, - говорил он.
– И еще хочу мои лодочки из коры.
Ева Лотта не отвечала, она словно набрала в рот воды. И тут она услыхала за спиной горький плач. Она оглянулась и увидела в черничнике жалкую маленькую фигурку с дрожащими губками и глазками, полными слез.
– О, Расмус, не плачь, - умоляла мальчика Ева Лотта, хотя ей самой больше всего на свете хотелось плакать.
– Не плачь! Милый маленький Расмус, из-за чего ты плачешь?
– Я плачу из-за того, что… - икнул Расмус, - я плачу из-за того, что… из-за того, что мама лежит в больнице!
Даже тот, кто собирается стать рыцарем Белой Розы, наверное, имеет право плакать, когда мама лежит в больнице.
– Да, но она ведь скоро выйдет оттуда, - стала утешать Расмуса Ева Лотта, - ты ведь сам говорил.
– И все равно я плачу из-за нее!
– упрямо кричал Расмус.
– Потому что я забыл поплакать раньше… глупая Ева Лотта!
Дождь припустил. Холодный и немилосердный, он вскоре просочился сквозь их легкую одежду. Вместе с тем вокруг все больше и больше темнело. Глубокие тени залегли меж деревьев. Вскоре они в двух шагах от себя уже ничего не увидят. Спотыкаясь, они шли вперед - мокрые, голодные, утратившие всякую надежду, отчаявшиеся.
– Не хочу быть в лесу, когда темно!
– закричал Расмус.
– Представь себе, не хочу!…
Ева Лотта отерла дождевые капли с лица. Возможно,
– Расмус, рыцарь Белой Розы должен быть храбрым. А теперь мы с тобой оба - Белые Розы и сейчас сделаем что-то по-настоящему хорошее.
– А что?
– спросил Расмус.
– Мы заберемся под ель и будем спать там до утра.
Будущий рыцарь Белой Розы взвыл так, словно в него всадили нож.
– Не хочу оставаться в лесу, когда темно!
– кричал он.
– Слышишь ты, глупая Ева Лотта, не хочу… не хочу!
– Зато в наш шалаш ты, наверное, хочешь?
Эти слова произнес Калле, надежный, спокойный Калле. «Его голос прекраснее всех голосов на свете», - подумала Ева Лотта… И вот он подошел к ним в темноте с карманным фонариком в руках. Слезы выступили на глазах у Евы Лотты. Но теперь можно было и поплакать.
– Калле, это ты… это в самом деле ты, - всхлипывая, говорила она.
– Как ты попала сюда?
– спросил Калле.
– Вы бежали?
– Как попали!
– сказала Ева Лотта.
– Целый день спасались бегством.
– Да, мы убежали только для того, чтобы я смог стать Белой Розой, - заверил Расмус.
– Андерс, - крикнул Калле.
– Андерс, иди сюда, и ты увидишь чудо из чудес! Здесь Ева Лотта и Расмус!
Они сидели на еловых ветках в шалаше и были очень счастливы. По-прежнему лил дождь, темнота в лесу сгустилась еще сильнее, чем прежде, но что с того? В шалаше было сухо и тепло, они переоделись в сухое платье, жизнь больше не казалась горькой и отвратительной, как еще совсем недавно. Маленький голубой огонек спиртовки Калле весело плясал под кастрюлькой с горячим какао, а Андерс нарезал большие ломти хлеба.
– Это так здорово, что просто не верится, - с радостным вздохом сказала Ева Лотта.
– Мне сухо, тепло, а когда я съем к тому же три-четыре-пять бутербродов, я буду уже и сыта.
– А мне бы чуть побольше свинины, - сказал Расмус, - и чуть побольше какао!
Он протянул свою кружку, и ему налили еще какао. И он с наслаждением большими глотками пил горячее какао, пролив всего лишь несколько капель на тренировочный костюм, который ему одолжил Калле. Костюм был ему так велик, что Расмус почти исчез в его прекрасном пушистом тепле.
Довольный, он втянул и пальчики под костюм, чтобы ни одна самая маленькая частица его тела не осталась бы снаружи и не мерзла. О, все было прекрасно, и этот шалаш, и костюм, и бутерброды с ветчиной, и все-все-все!
– Теперь, Калле, я почти Белая Роза, - умоляюще произнес Расмус, жуя бутерброд.
– Да, ждать тебе осталось недолго, - заверил его Калле.
Он и сам был в этот миг так доволен и счастлив, как только может быть доволен и счастлив человек. Как замечательно все получилось! Расмус спасен, бумаги профессора спасены, и скоро весь этот кошмарный сон кончится.