Камень Книга двенадцатая
Шрифт:
К оружию, граждане! Формируйте ваши батальоны!
Идём, идём,
Пусть кровь нечистая напоит наши нивы.
Французы! воины великодушные,
Наносите или удержите ваши удары.
Пощадите этих печальных жертв,
Нехотя вооружившихся против вас,
Нехотя вооружившихся против вас.
Но эти кровожадные деспоты,
Но эти сообщники Буйе,
Все эти тигры, которые безжалостно
Разрывают грудь своей матери.
Припев.
Священная любовь к Родине
Ведёт, поддерживает
Свобода, свобода дорогая!
Сражайся вместе с твоими защитниками,
Сражайся вместе с твоими защитниками,
Под нашими знамёнами, чтобы победа
Пришла к твоим мужественным сынам,
Чтобы твои умирающие враги
Видели твой триумф и нашу славу!
Припев.
Да уж! Кузьмин в полной мере выполнил задание моего отца! А может, даже и перевыполнил, хотя визит Бланзака свидетельствует о том, что всё получилось как надо…
А дело было вот в чём: «Марсельеза», написанная в конце XVIII века во время междоусобных войн во Франции, являлась гимном сопротивления правлению именно Бурбонов и была с того же XVIIIвека запрещена под страхом уголовного преследования. Но, как говорится, у народа длинная память, а слов из песни не выкинешь, и, как только во Франции, жители которой очень любили побунтовать, происходили массовые и не очень волнения, сии безобразия сопровождались публичным распеванием «Марсельезы». Вот и сейчас исполнение народного гимна весёлыми девками под руководством заслуженного русского дирижёра Кузьмина должно было быть воспринято Бурбонами не иначе как предупреждение о… многом. По крайней мере, я бы именно так и подумал на месте Людовика. И не только подумал, но и очень испугался, что русский дирижёр по фамилии Кузьмин устроит своё следующее выступление не в борделе княжества Монако, а на территории Франции.
Тем временем на видеозаписи прозвучал последний припев. Ванюша вскочил с кресла и начал громко орать по поводу отвратительного исполнения его любимой французской песни, потребовал исполнить ее ещё раз и пообещал красоткам, что петь они будут до тех пор, пока не растрогают его до слёз. Только я приступил к повторному прослушиванию, как «чарующие» голоса французских мамзелек заглушил надоедливый баритон Бланзака:
— Дальше ничего интересного, Алексей Александрович. — Он протянул руку, в которую я вложил телефон. — Исполнение повторилось ещё три раза, потом господину Кузьмину, видимо, этот перформанс надоел, он раздал девушкам довольно крупные суммы во франках, прихватил двух понравившихся красоток с весьма впечатляющими формами и удалился с ними в номера. Бордель господин Кузьмин покинул только в районе девяти утра.
— Ясно, — кивнул я. — А от меня вы чего хотите, господин Бланзак?
Спецслужбист на секунду опустил глаза, а потом заявил:
— Алексей Александрович, вы прекрасно знаете, что «Марсельеза» запрещена на территории Франции.
— Монако не территория Франции, — спокойно парировал я.
— И тем не менее… Его величество решил не выносить сор из избы, однако посчитал нужным предупредить через вас, Алексей Александрович, господина Кузьмина о недопустимости подобного поведения впредь.
Я хмыкнул.
— И опять вопрос: почему предупреждать именно через меня? При всём уважении, но его величеству следовало бы сразу предъявлять свои претензии моему царственному
Бланзак вздохнул:
— По нашим сведениям, самым большим авторитетом для господина Кузьмина являетесь именно вы, Алексей Александрович.
— Допустим, — опять хмыкнул я. — Даже не буду спрашивать, на основании сведений из каких источников вы сделали подобный вывод, однако заявляю, что с господином Кузьминым я разъяснительную беседу, конечно же, проведу, но пообещать, что подобное не повторится, не могу: у господина Кузьмина, знаете ли, очень непростой характер, что при его… талантах совсем неудивительно. При этом ставлю вас в известность, господин Бланзак, что та видеозапись, которой вы сейчас со мной поделились, до моих старших родичей не дойдёт. Вас устроит такой ответ?
— Более чем, Алексей Александрович. — Француз поклонился и тут же полез за убранным телефоном в карман.
Во время передачи данных я почуял, что французскому спецслужбисту от меня нужно что-то ещё, и решил его спровоцировать:
— Говорите уже, господин Бланзак. Я же вижу, что вам совсем не хочется заканчивать наш разговор.
— От вас ничего не скроешь, Алексей Александрович, — выдавил он из себя улыбку. — Дело в том, что… некая группа, состоящая из моих близких и дальних родственников… и не только, попросила меня некоторым образом пролоббировать у вас их финансовые интересы в создаваемых прямо сейчас в Монако проектах.
Я усмехнулся.
— Почему-то мне кажется, господин Бланзак, что Бурбоны не в курсе этой темы, а вы по собственной инициативе решили воспользоваться возникшей ситуацией с господином Кузьминым как прикрытием для разговора со мной?
— Вам правильно кажется, Алексей Александрович, — кивнул он напряжённо.
Я опять усмехнулся, продолжая раскачивать «барыгу от разведки»:
— Раз мне кажется правильно, то самое время нам с вами, господин Бланзак, подняться на яхту, где вы под диктовку небезызвестного вам господина Кузьмина собственноручно напишете подписку о сотрудничестве с органами государственной безопасности Российской империи. Как вам моё предложение?
— Вы так не поступите, ваше императорское высочество. — Напряжённый француз чуть поморщился.
— Почему?
— Ваша порядочность не позволит. Кроме того, ваши особые способности и способности господина Кузьмина позволяют вам двоим в любой момент выкачать из меня всю интересующую вас информацию и без всякой подписки о сотрудничестве.
— Это да… — протянул я. — Если в моём случае выкачка информации точно обойдётся для вас без вредных последствий, то вот в случае с господином Кузьминым… — Я вздохнул. — Боюсь, Иван Олегович может вам не простить того, что вы его мне так цинично сдали с этим походом в бордель.
Француз последовал моему примеру и тоже вздохнул:
— Это неотъемлемая часть профессиональных рисков. Не разведением цветов занимаемся, Алексей Александрович.
— Что есть, то есть… — не мог не согласиться я.
Темп…
Бланзак под контролем…
— Предложение о сотрудничестве с вашими родственниками является провокацией Бурбонов? — поинтересовался я.
— Нет, — равнодушным тоном ответил француз, глядя на меня остекленевшими глазами. — Я представляю интересы крупной финансово-промышленной группы, основными акционерами которой являются мой род и родственные нам роды.