Каменщик, каменщик
Шрифт:
– Ленусь, я совершенно спокоен. Я лишь объясняю Филиппу Семеновичу, почему мы решили уехать. Не подумайте, что из страха. В Израиле опасностей не меньше. Просто вдруг поняли, что здесь мы лишние... Три поколения еврейских интеллигентов мечтали вписаться в русскую жизнь. Они отреклись от своего Бога, от своей избранности. У них была одна страсть - стать русскими. Казалось, им это удалось. Они бредили Толстым и даже Достоевским. Да, Достоевским, несмотря на его юдофобство. Они - в том числе мы, четвертое поколение, - считали Россию своей родиной, а себя - русскими. Недоброжелательство же части низов и верхов
– Больно нервные, - пробурчал корпулентный мужчина.
– Подумаешь, малость прижали, так сразу охают: свои, чужие! Вас бы, как нас, в тридцать третьем годе голодушкой поморить, что бы запели?!
– Если бы хоть сразу выпускали, - сказала молодая женщина.
– Но ведь никогда неизвестно, разрешат или влетишь в отказ... А что касается голода, повернулась она к корпулентному, - то меня этим не испугаешь. Я восемь дней голодовку держала.
– Бедненькая, - посочувствовал Филипп Семенович.
– Дурачье, - сказал корпулентный.
– Всех надо выпускать. Пусть едут. Наконец-то избавимся...
– Точно, - поддакнул симулянт.
– Я вам глубоко сочувствую, Марк, - вступил в дискуссию старик Челышев. Ему мешало присутствие зятя, но ввиду оголтелости корпулентного молчать тоже стало неловко.
– Нехорошо, что в России всех делят на коренных и пришлых. Но, боюсь, как бы и в Израиле вам не оказаться приезжими. У каждой нации достаточно предрассудков.
– Евреи не нация, - осклабился симулянт.
– Боже мой, да у тебя сталинская каша в голове, - засмеялся живчик.
– Дай послушать умных людей. Так что ты, Пашка, начал про Израиль?
– Что там свои сложности. Я несколько представляю тамошних жителей. Во всяком случае, тех, кто уехали сразу после гражданской войны. Тогда тоже выпускали со скрипом. На эмиграцию решались лишь самые отчаянные. Помнишь? спросил живчика, не назвав его ответно - Филей.
– Не помню. Я из дому убежал. Наша братва больше перла в комсомол или в партию.
– Скажи лучше - в Троцкие и Зиновьевы...
– хмыкнул симулянт.
– Точно, - раздалось из другого угла.
– Точно-то - точно, но без Троцких тебе вряд ли обломилась бы отдельная палата, - с недобрым прищуром поглядел в угол Филипп Семенович.
– А у меня дед прасол был. Я бы и так не пропал, - усмехнулся корпулентный мужчина.
– Так вот, Марк, - продолжал старик, - ехали в Палестину самые решительные и смелые, но, простите, не интеллигенты, а местечковые граждане. Этим легче было подняться. Они в здешнюю жизнь не больно вросли да и благодарить Россию им, честно говоря, было не за что. Жили они замкнуто, до минимума сократив общение с чуждым
– Это клевета! Израилем руководят европейски образованные люди!
– Марк даже побагровел.
– Прекратите!.. Ему нельзя волноваться, - рассердилась молодая женщина.
– Ша. Тихо. Никакого спора, - шутливо вздел руки Филипп Семенович. Молодцы, детки. Завидую вам, что едете. Но сам я, грешный, полюбил Россию и ее женщин. Ничего не попишешь. Первая жена русская, вторая и третья - тоже. Дочери записаны русскими, а внуки, может, и не догадываются, что их дед семит. Прикипела еврейская душа к славянской расе, а?
– подмигнул симулянту. Правда, случалось и наоборот. Что молчишь? Старшая твоя дочка - о младшей не скажу - с прожидью?
– Ну и что? Старшой брат должон быть сверху, - хихикнул симулянт.
– Смешного мало, - раздался начальственный окрик.
– Наплодили полукровков - ни туда их, ни сюда... По мне такие еще вредней.
"Бедная Светка, - подумал Токарев о дочери.
– Этот зверюга на мой крест не посмотрит. Что ему крест, когда он зоологически ненавидит?"
– Выкурить всех до последнего, - заключил корпулентный потомок прасола.
– Значит, сжигать не собираешься?
– спросил живчик.
– Я с Гитлером воевал, - насупился корпулентный.
– Но огулом фрицевское не лаю. Полезное и у него было.
– Например, своих евреев перевел?
– побледнел Филипп Семенович.
– А что мне до тамошних, когда тутошних вижу больше, чем надо?!
– ... И все-таки, Павел Родионович, Израиль - типично западное государство, - повторил Марк.
– Зазнайства бы израильтянам поубавить, - вздохнул живчик.
– Пашка прав. Надо им добиваться мира с арабами.
– И с палестинцами?
– вспыхнул Марк.
– С этими - в первую очередь. Соорудите им нечто вроде буфера или лимитрофа.
– Арафат никогда не согласится...
– Тогда найдите другого, посговорчивей.
– Эге...
– снова раздалось из угла.
– Гитлера ругаешь, а квислингов ищешь.
– А ты что, за арабов?
– спросил Филипп Семенович.
– Нет. Нам арабы до лампочки. По мне пусть все черные, желтые и прочие дети разных народов мотают отсюда. Кто намылился, пусть отваливает, а кто не желает, заставим.
– Точно, - обрадовался симулянт.
– А дочку от евреечки куда денешь?
– усмехнулся живчик.
– Пусть они, Филипп Семенович, успокоятся. Чуть Маркушка поправится, мы сразу отправимся в так называемое местечковое государство, - сказала Ленусь и обняла мужа.
– Вы меня не поняли, - смутился старик.
– Я весьма сочувствую вашей будущей родине. Воссоединить народ спустя двадцать веков - это подвиг. Но вот что меня тревожит: те же двадцать столетий мир почти сплошь пребывал христианским. А евреи, стремясь сохранить свою религию и свою самобытность, естественно, прошли мимо...