Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе
Шрифт:
"27 сентября сего года в г. Тбилиси после непродолжительной болезни скоропостижно скончался Силибистро Квачантирадзе, о чем с глубочайшим прискорбием извещает его вдова Пупи, осиротевший сын Квачи (Анаподист), дядя Хуху Чичия и тетя Нотио Чичия.
Похороны состоятся сегодня в 12 часов из дома усопшего. (Дидубе, ул. Сагурамская, № 84)"
Тут еще случилась досадная ошибка: траурное объявление по небрежности редакции напечатали в день похорон, а поскольку газета была вечерняя, то на панихиду не смогли прийти даже те несколько
Несчастного "Силибистро" на второй же день крепко заколотили в гроб, поскольку, как объяснял Квачи, он засмердел.
Священник и дьякон лениво и вполсилы служили панихиду.
Пупи и Нотио в трауре, заплаканные, обессилевшие от горя сидели с распущенными волосами. Ланиты их были исцарапаны, а очи — "яко озера неиссыхающие".
Хуху и Квачи стояли, понурив головы. Лица у них были скорбные, брови насупленные, глаза припухли и покраснели от слез, невыносимого горя и бессилия перед лицом смерти.
Едва дослушав панихиду, гроб с телом "Силибистро" поставили под балдахин и спорым шагом направились к Кукийскому кладбищу.
Вдова и родня усопшего с плачем и причитаниями следовали за балдахином, исподтишка озираясь по сторонам. Где людей было пожиже, они умолкали, где погуще — принимались голосить.
— Горе мне, несчастной! Горе, горемычной!—взывала Пупи.— Кто теперь пойдет на базар? Кто купит там зелень и вырезку на шашлыки, которые ты так любил, Сили-би-стро-о!.. Кто закроет мне глаза, которые тебе так нравились, Сили-би-стро-о!.. Здесь мы жили рядышком, душа в душу, чтобы нам рядышком уйти туды-ы-ы! Никогда тебе, родимому, не вернуться сюды-ы-ы!.. А ведь так мы друг дружке клялись-обещали, мой верный, мой преданный Сили-би-стро-о-о!..
— Горе мне, горе! — сокрушался Квачи, бия себя по голове. — Кто теперь даст мне мудрый совет?! Кто поддержит меня? Кто пришлет денег, чтобы кончить университет!..
Бесо Шикия, понурясь, следовал за скорбящим семейством и посмеивался в тоненькие усики.
На кладбище взбежали спорым шагом, сунули гроб в могилу, засыпали землей и, с облегчением вернулись назад.
В тот же вечер "Ованес Шабурянц" выписался из больницы и отправился прямиком на Навтлугский вокзал. Квачи проводил "Ованеса". В вокзальных сумерках они долго шушукались, потом крепко расцеловались и попрощались.
Еще через несколько дней переписчик в Кавкавском полицейском участке сделал в книге следующую запись:
"Ованес Шабурянц, 45 лет. Подданный Османской империи. Прибыл из Тбилиси. Поселился на Базарной улице, № 16..."
Сказ о пользе страхования
"Заказное
Губернскому инспектору страхового общества "Саламандра" Михаилу Джавахишвили.
г. Тбилиси. Верийский спуск, № 21, кв. № 2.
от Квачи (Анаподиста) Силибистровича Квачантирадзе
Заявление
Почтительнейше уведомляю Вас, что первого октября сего года в девять часов вечера ехал по улице на велосипеде. Возле церкви, в темноте меня сбила коляска. Был составлен соответствующий протокол, копию которого прилагаю. У меня повреждена левая рука и левая нога. Я застрахован в вашем обществе от несчастного случая, страховой полис № 124392 от 11 мая сего года.
Кроме того с прискорбием уведомляю Вас, что 25 сентября сего года в 4 часа 30 минут в Тбилиси в моем доме неожиданно скончался мой дорогой и горячо любимый отец Силибистро Квачантирадзе, жизнь которого была также застрахована в вашем страховом обществе на десять тысяч рублей; страховой полис № 175663 от 4 июня сего года.
Прилагаю три справки по поводу
1) лечения больного
2) смерти и
3) захоронения.
Прошу принять все необходимые по закону меры.
С уважением Квачи Квачантирадзе
2 октября 19... г.
г. Тбилиси. Сагурамская ул., № 84".
Согласно служебным правилам и существующим установлениям областной инспектор Закавказского отделения страхового общества "Саламандра" Михаил Джавахишвили на следующий же день отправился на Сагурамокую улицу и лично навестил осиротевшего и скорбящего Квачи Квачантирадзе.
— Господин Квачантирадзе? Я по поводу вашего заявления...
В доме засуетились и как бы испугались.
Квачи приподнялся на постели и простонал:
— Очень приятно, сударь... Присаживайтесь!.. Нет, нет, лучше сюда...
Хуху принес плетеное кресло, Пупи приставила к нему пуфик, а Нотио толкала мягкое кресло, но застряла в дверях.
— Не беспокойтесь, сударыня. Спасибо!
— Премного наслышан о вас, сударь! И только в самом лучшем смысле,— начал Квачи.
— Доброе имя — бесценный клад,— вздохнула Нотио.
— Если вы в такие молодые годы снискали столь славное имя, то, когда до преклонных лет доживете, вся Россия будет о вас говорить! — простонала безутешная вдова Пупи.
Так встретили инспектора в семье Квачантирадзе — воскурили фимиам и капнули в душу благовоний лести.
Когда поток любезностей подыссяк, инспектор сказал:
— Перейдем к делу? Что с вами стряслось?
Тут вся семья в один голос захлюпала и запричитала:
— Ох как же — что с нами стряслось, сударь! Куда уж хуже! Нашей беды врагу не пожелаю...
— Гибнем, сударь вы наш! Гибнем, батюшка! Такая крепкая семья враз гибнет на корню!..
Пупи расплакалась и вышла в другую комнату.
— У нас была крепкая, дружная семья,— взволнованно начал Квачи. — Здоровье, любовь и согласие, дом — полная чаша! Никто никогда не болел... И вдруг на той неделе в одночасье умирает отец, не успев вымолвить ни слова, не дав отеческого благословения, не напутствовав меня в жизнь!.. Через день в Кутаиси сгорел наш дом, а теперь вот еще это... моя беда...