Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе
Шрифт:
— Странный город этот Тбилиси! Здесь нет возможностей для настоящего дела. Кроме того, он нашенский город — слишком много своих. А я затеряюсь подальше, откуда злые языки не донесут сюда сплетен... Кто знает, что ждет меня впереди, может статься, это пристанище еще послужит мне...
Его поняли. Быстренько собрались и снялись с места.
Направились в сторону Ростова.
На станции Беслан их встретил одетый по-европейски, гладко выбритый Силибистро, преображенный в Ованеса Шабурянца. Едва успели обняться и порасспросить друг друга о прошедшем.
Силибистро с семейством
На следующее утро они встретились в Ростове с Назимовым, заблаговременно взявшим отпуск. Бегло посовещались, выпили кофе я пошли в банк.
В какой-то момент Квачи вдруг заробел, но тут же собрался с духом, придал лицу решительное выражение и без церемоний распахнул дверь директорского кабинета.
— Мое почтение! Князь Орбелиани, — с этими словами он положил на стол перед директором соответствующий паспорт и банковский билет.
В билете было написано:
"Азово-Донской банк... Ростовское отделение.
Просим выдать князю Николаю Павловичу Орбелиани 37 435 (тридцать семь тысяч четыреста тридцать пять) рублей в счет тбилисского отделения вашего банка.
Директор X
Бухгалтер У
Кассир Z".
Директор вызвал служащего, передал ему билет и приказал:
— Найдите авизо, — затем обернулся к Квачи. — Вы впервые в Ростове? Кого изволите знать из нашего общества?
— В ваших краях я не то в третий, не то в четвертый раз. И все проездом. Гостил дня по три у моих друзей — у сына сенатора Денисова, у графа Нордбека, барона Тизенгаузена. Мы близки с Пажеского корпуса. В этот раз я от Нордбека. Его именье называется Калиновка, если не путаю. Отсюда недалеко, верст двадцать... Не исключено, что недели через две стану зятем этого почтеннейшего семейства...
Служащий вернулся и положил бумаги на стол. Директор написал на них: "Выплатить", вернул Квачи паспорт и спросил о Пажеском корпусе. Квачи ловко перевел разговор на Одессу и проявил изрядную осведомленность. Беседа оживилась, затянулась чуть ли не на полчаса.
Наконец Квачи встал:
— Рад знакомству. Приглашаю на помолвку... Уведомлю вас письмом... непременно... До свидания!
Пока Квачи "проворачивал дельце" с директором, Назимова буквально начало трясти. Он сперва отошел подальше от Бесо Шикия, предварительно прошипев ему в ухо:
— Если что-нибудь случится, я вас не знаю...
Потом не выдержал и пошел к выходу:
— Жду на улице... Помните, мы не знакомы...
Квачи сложил деньги в бумажник, убрал в нагрудный карман и огляделся. Назимова нигде не было.
— Где эта пьянь? — спросил он Бесо.
— Сломался. Говорит: если сорвется — я вас не знаю...
Квачи, хмуря брови, пошел к дверям. Взявшись за бронзовую ручку, он вдруг остановился — его осенило. Живо обернулся к Бесо, дал ему какие-то указания.
Бесо выскочил на улицу. Назимов стоял у входа.
— Скорее! Спасайтесь! — зловещим шепотом бросил ему Бесо, а сам наклонил голову и скорым шагом пошел по тротуару.
Помертвевший Назимов трусцой припустил за ним.
— Что?.. В чем дело? Что случилось?! Узнали?!
Оба свернули
— Едва спаслись... Дело совсем плохо, — скороговоркой тараторил Бесо. — Авизо получено, но директор засомневался, денег не дает... Я, говорит, вас не знаю, в шифре какая-то путаница, придется послать депешу в Тбилиси... Они с бухгалтером о чем-то совещались в соседней комнате, говорили по телефону... "Князь" сказал, что мы зайдем завтра и ушел... По-моему, все пропало. Если мы на время не исчезнем — всем крышка. Но запомните, что и я вас не знаю!
Назимова затрясло, как в лихорадке, стуча зубами, он бормотал:
— Бедная моя семья... мои дети... Ведь у меня жена и дети... И нету даже денег на дорогу...
— Деньги на дорогу я дам. Но вы должны сейчас же исчезнуть. Вот сто рублей — придется обойтись...
Перепуганный Назимов, несолоно хлебавши, уехал в Ставрополь. А сияющие Квачи и Бесо в вагоне первого класса продолжили путь на север.
— Если Назимова поймают, станут искать меня в Киеве. Славно я запутал следы, ничего не скажешь,— похвалялся Квачи перед своим преданным другом.
Сказ о переселении в Петербург
Прошло больше года с тех пор, как Квачи и Бесо поселились в Петербурге.
Квачи вызвал из Одессы Джалила, вслед за которым постепенно перебрались Хавлабрян, Чхубишвили и остальные. Возродилась одесская семья. Молодые люди редко заглядывали в храмы науки, зато их частенько заносило туда, где были гулящие женщины и сомнительные развлечения.
Квачи рос на глазах, день ото дня созревал, расцветал, распускался, ибо здесь неизмеримо больше было поле деятельности — работы, наблюдений, подражаний. Он нашел поприще, где мог расправить крылья и развернуться!
Жили в одной квартире с Бесо и Джалилом; остальные расселились неподалеку. И работу поделили. Теперь Квачи не разменивал свой творческий дар на мелочи. Когда случалось затеять крупное дело, он привлекал друзей и, "провернув", делился добычей; в других же случаях, если дружина гнала мелкого зверя, участие Квачи ограничивалось советами.
Долгая совместная работа обучила и натренировала всех. Закон естественного отбора выявил в каждом его природный дар — оставалось только усовершенствовать.
Бесо Шикия по-прежнему или помалкивал, или говорил после всех, но иной раз несколько его негромких слов развязывали сложный узел; нити любого дела сходились к нему.
Чипи Чипунтирадзе все время шутил и острил, состязаясь по части баек с Седраком. В слежке ему не было равных; но точно так же никто не мог соперничать с ним в устройстве скандалов и нечистых историй. Отличала Чипи еще одна черта: при малейшей опасности, даже мнимой, он мог сорваться и завопить: "Пропали!.. Все погибло!.. Спасайся!.." Частенько преждевременной тревогой Чипи рвал отлично заготовленную сеть, частенько спугивал подобравшихся к крючку тучных сомов, частенько влетало ему от Квачи, но избавиться от страхов он так и не смог. Со временем, раскусив дружка, Квачи удалил его от рискованной работы, поручая разведку и слежку.