Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе
Шрифт:
— Ваш дом был застрахован?
— Ах, сударь, до страховок ли нам сейчас!.. В прошлом году за него давали сорок тысяч, но я не собирался продавать. Теперь придется довольствоваться десятью. Я скорблю о дорогом отце, что же до дома и моих конечностей, то, поверьте, готов лишиться их вовсе, только бы еще хоть разок увидеть его!
— Вы сильно пострадали? Травма серьезная?
— Смотрите сами...
Нотио с предосторожностями откинула одеяло с больного: рука к нога были в лубках; запястье и щиколотка опухли и посинели.
— Вот полис моего несчастного отца. Нам причитаются какие-то жалкие десять тысяч.
— Эх,
— А вот мой полис... На каких-то двадцать тысяч. Дело не стоило хлопот, я и не собирался страховаться, но уговорил одесский инспектор, Буквально уломал. Вы знаете Хопштейна?
Инспектор просматривал полисы и прочие документы.
— Да, знаком.
Документы оказались в полном порядке.
— У кого вы лечитесь? Кто ваш врач?
— Бедов. Знаете такого?
— У компании есть свои врачи. Я пришлю одного из них.
Квачи навострил уши, взгляд его оживился.
— Кого именно?
— Хотя бы Шабишвили. Это известный врач. А теперь мне пора.
— Ах, что вы! Куда вам спешить, сударь? Посидите, отдохните, попьем кофе. Чем мы вам не угодили?
— При чем тут — не угодили? Дела...
— Батоно Михаил! — попросил Квачи: — Не затягивайте дела, оформите поскорей. Иначе придется махнуть рукой на эти страховые и... За все потери и страдания причитаются какие-то гроши — не стоит из-за них изводить человека.
— Не волнуйтесь, батоно Квачи! Документы о смерти вашего отца сегодня же отправлю в Петербург и не далее, чем через месяц вручу вам десять тысяч рублей. Что же до вашей травмы, то придется потерпеть. А когда поправитесь, каждый день болезни будет оплачем вам из расчета двадцати рублей.
— А если не поправлюсь?
— Что за странные мысли? Непременно поправитесь.
— А вдруг нет? Ведь случается — вроде бы по совсем простой причине у человека руки-ноги отсыхают.
— Если у вас отсохнет рука и нога, разумеется, мы выплатим всю сумму страховки...
Когда инспектор вышел, семейка переглянулась, глазами спрашивая друг друга, удалось ли его провести.
Хуху удовлетворенно проговорил:
— Этот человек ничего не понял.
— Не заметил,— подтвердил Квачи.
Доктор Шабишвили говорил инспектору Джавахишвили:
— Не пойму, что происходит с конечностями Квачантирадзе. Я лечу, а кто-то словно бы нарочно членовредительствует. Я делаю блокаду из целебной мази, накладываю лубки, а рука и нога буквально сохнут на глазах...
— Заметьте, что бабушка Квачи — старуха Нотио, знахарка, в частности, мастерица увечить конечности с последующей реабилитацией. Спрос на ее умение высок, поскольку многие таким способом освобождаются от воинской обязанности. У нас есть право уложить Квачантирадзе в больницу и установить круглосуточное наблюдение. Но покамест воздержимся от крайних мер, они могут вызвать нежелательные пересуды: агенты других страховых компаний немедленно ухватятся, поднимут в прессе шум и наш престиж пострадает. Внимательно следите за ходом болезни. Посмотрим, как пойдут дела дальше. Дайте Квачи почувствовать, что мы догадываемся...
Через неделю к Квачантирадзе неожиданно нагрянули инспекторы Хопштейн с Джавахишвили и доктор Шабишвили.
Квачи смешался. В ту пору он особенно был плох — слаб и бледен.
— Наполеону Аполлоновичу наше почтение! — весело приветствовал его Хопштейн.
—
— Как поживаете? Как здоровье?..
Квачи как обычно застонал и запричитал, роняя слезу:
— Гибну!.. Отец умер! Дом сгорел!.. Вот и я совсем плох!
— Знаю, знаю. Я все знаю. Даже больше, чем вы думаете! — холодно и жестко прервал его Хопштейн. — Господин доктор, снимите повязки с травмированных конечностей.
Квачи опять застонал и заохал. Повязки сняли, больного осмотрели: рука и нога у него высохли до кости.
— Да, да, это оно! Никаких сомнений,— резко бросал Хопштейн,— Перевяжите!
Он отвернулся и, пока доктор перебинтовывал Квачи, стоял у окна, беспечно барабаня пальцами по стеклу и глядя на облачное небо. Затем обернулся и с металлом в голосе начал:
— Теперь к делу. Я буду краток, резок и прям. Хватит играть в прятки. Нам это не к лицу, мы давно не дети. Сразу же сообщу, что закрытие всех трех ваших дел поручено мне.
— И дело о доме тоже?
— Да, и дело о поджоге дома тоже. Начнем сначала. Первое: вы сбежали из Одессы, не взяв расчета, и увезли тысячу рублей казенных денег... Терпение, сударь, терпение!.. Мы не знаем ни Чикинджиладзе, ни Хавлабряна. Мы знаем только вас и имеем дело с вами. Второе: вы обманули десятки клиентов... Кого? Вот список — читайте. Вместо вас им вернули деньги мы, то есть страховая компания: всего две тысячи шестьсот семьдесят пять рублей. Третье: ваш дом был заложен в минувшем году в банке за тысячу четыреста рублей. Банк оценил его в две тысячи, вы же застраховали на десять тысяч. Кутаисский страховой агент, способствовавший этому, в наших руках. Ваш дядюшка или дедушка — вот этот старик Хуху Чичия тоже не уйдет от ответа... Я сказал, потерпите. Не спешите и не горячтесь. Теперь четвертое и главное: я по профессии врач, при этом давний, опытный инспектор, и обмануть меня невозможно. Со всяким сталкивался, видел тысячи увечий, но ваш случай редкий. Прямо скажем — из ряда вон!.. Будьте добры, объясните, как вы умудрились так упасть, что лодыжка у вас повреждена с внутренней стороны, а рука с внешней? Удивительно! Прямо-таки непонятно! Дальше: какая причина того, что ваши конечности так истаяли? Непосвященному может показаться, что они и впрямь сохнут... Причины столь необычной сухорукости надлежащим порядком будут установлены в больнице. Завтра же вам придется перебраться туда... Не волнуйтесь, при вас круглосуточно будут две сиделки... Ах, вам не нравится такая перспектива? Но вы же знаете, что мы облечены такими правами... Все равно не хотите?.. Поднимите скандал, привлечете внимание газет?.. Это ваше право! Если вам не жаль ни собственного имени, ни этого старика, ни кутаисского страхового агента... В таком случае наше пребывание здесь излишне и мы уходим, — Хопштейн встал со стула.
— Стойте!.. Не уходите!.. Может быть, мы договоримся...— Квачи тоже приподнялся на постели.
— Что ж, попробуем. Только коротко. Видите эти деньги? — и Хопштейн вытащил из кармана толстую пачку пятисотрублевых.— Эти деньги немедленно перейдут к вам, если... если будете благоразумны и проявите умеренность.
Глаза Квачи чуть не вылезли из орбит; во рту пересохло; он нервно задвигался под одеялом.
— Я... я человек покладистый... Споры и торги не по мне...
— Стало быть, подсчитаем. Десять тысяч вам причитается за отца. Это бесспорно.