Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

Джавахишвили Михаил Саввич

Рассвело. Лагерь поднялся и тронулся в путь.

За ним последовал штаб.

Где-то далеко громыхнула пушка; грохот прокатился по всему ущелью и несколько раз, затихая, отозвался в горах.

— Началось! — сказал кто-то.

И опять в душу Квачи закрался бесенок страха. Он огляделся. Все были спокойны, кое-кто даже улыбался. Солдаты брели так беспечно, словно возвращались домой с полевых работ.

— Может, война — это не так уж и страшно? — обернулся Ква­чи к Чхубишвили.

— Держись молодцом, парень! Эти чертовы турки выкусят

у нас! — подбодрил его Габо. — Уж я-то знаю, что говорю.

Поднялись на обширное плоскогорье и перед глазами открылось поле будущего сражения.

По всему нагорью петляли траншеи, окопы и укрытия. В склад­ках гор на северной стороне хребта укрывалась русская армия. Тяну­щаяся через плоскогорье пыльная дорога была забита войсками.

Вдоль горной реки, по дну глубокого провала черным потоком извивалась конница и, сворачивая куда-то вправо, пропадала из вида. По крутосклону лошади и солдаты с трудом вкатывали пушки. В раз­ных направлениях галопом скакали посыльные.

Параллельно первому хребту, вдали, окутанная утренним тума­ном, тянулась другая гряда, голая и каменистая. Между двумя хреб­тами пролегла изрезанная балками долина с несколькими спаленными селами и остатками садов и рошиц. На склонах второго хребта Квачи увидел в бинокль копошащегося, как муравейник, противника.

Вдруг в воздухе послышался комариный писк; в одну секунду писк превратился в странное жужжание, и тут же на гору точно об­рушился удар молнии, перед которой все склонили головы; кто едва кивнул, кто согнулся, а кто и пал ниц.

Квачи невольно распластался на земле. Снаряд разорвался, взмет­нув в небо столп дыма, огня и камней.

Вокруг одни посмеивались, другие испуганно озирались.

Квачи с трудом поднялся. У него кружилась голова. Он потерян­но пялился по сторонам и лопотал:

— Будь око неладно... Чуть не испугался... Чуть не погиб. А?..

— Первая чарка всегда плохо идет, — обнадежил его Габо.— Это только "здрасти".

— Если от случайною снаряда такое, что же прицельный натво­рит! — бормотал Квачи.

— Начинайте! — приказал, командующий.

Поскакали посыльные. Задребезжали телефоны связи.

Маленькая горная пушка тявкает, как комнатная собачонка.

Полевая — ревет и грохочет.

Мортира — гремит и рыкает.

Гаубица — рокочет.

Пулемет — кудахчет курицей.

Винтовки стучат вразнобой, точно град по листьям.

Небо клубится белыми, желтыми и розовыми клубами шрапнели. Долина между двух хребтов полнится громом и грохотом, шипеньем и воем, стонами и воплями, хрипами и проклятиями, топотом копыт и сапог, ржанием, свистом и криком. Противники то схлестываются насмерть, то с полпути сворачивают в стороны и растекаются по ов­рагам и балкам...

Миновал полдень.

Уставший от криков и ругани дивизионный генерал обедает в те­ни под скалой. Остальные офицеры тоже подкрепляются.

— Позиция Демир-Тепе испытывает большие трудности,— доло­жил дежурный по штабу.— Четвертая бригада почти уничтожена.

— Пошлите третью,— коротко бросил генерал.

— И она располовинена.

— Подкрепите двумя полками и передайте, что судьба сражения решается на склонах Демир-Тепе!

В центре сражение затихло, а на правом фланге заполыхало ярост­ней и жарче. С Демир-Тепе слышится непрерывный, слившийся во­едино грохот.

Вдруг складки гор на противоположной стороне долины выплес­нули несколько черных волн.

— Атакуют! Кавалерия пошла! Кавалерия!..

Все схватились за бинокли, Выползшие из укрытий черные змеи соединились посреди поля, слились воедино, превратившись в одного громадного дракона.

— Прекратить пальбу! — приказал генерал, восхищенно глядя на дракона, ползущего через долину и вырастающего на глазах.

Пушки, пулеметы и винтовки смолкли. Командиры хлопотали, соединяя разрозненные ряды и готовясь встретить противника.

А черный дракон то растягивался, то сжимался и разворачивался, напрягая когтистые лапы для решающего броска.

Дежурный по штабу опять доложил командующему.

— Демир-Тепе в отчаянном положении!

Генерал указал рукой на поле:

— Вот что нам грозит! Отсюда я не могу снять ни одного челове­ка. Выдвиньте вперед резервы, а на Демир-Тепе передайте: приказы­ваю стоять насмерть! — он отвернулся от дежурного, глядя на ата­кующую османскую кавалерию и, не удержавшись, закричал: — Мо­лодцы, турки! Вот это зрелище! Вот высочайшее искусство!.. Все рав­но через полчаса мы уничтожим вас! Но вы мне нравитесь, невер­ные! — он, размахивал руками, грозил неприятелю кулаком, затем отрывочно скомандовал: — Изо всех орудий! Картечью! Подпустить поближе! Пока не приблизятся, чтоб ни одна винтовка не стреляла!..

Турецкая конница развернулась для решающей атаки: в середи­не скакали арабы в белых бурнусах и курды с повязками на головах. Страшный утробный вздох и рев дракона потряс воздух:— Алла иль Алла-а-а!!..

И пошли переходя на галоп, и вот уже понеслись ветром; на вет­ру трепетали зеленые стяги; сверкали на солнце кривые ятаганы; зад­ние ряды исчезли в вихре пыли. Земля дрогнула под тысячами копыт.

— Алла иль Алла-а-а!!..

Грянули русские пушки. Клубы дыма, столбы земли и взметнув­шихся камней окутали дракона. Он слегка смешался, стал закручи­ваться, извиваться и замедлил бег. Затем перешагнул через повержен­ных, выступил из дыма и двинулся дальше.

Грохот орудий, пулеметные очереди и тысячи ружейных залпов слились в один непрерывный раскат. Казалось, небо обрушилось под страшным ударом грома и грянуло оземь.

Дракон с разгона взлетел на пригорки и дотянулся до передних траншей.

— Бей! Руби! Коли!

— Алла иль Алла-а-а-а!

Все смешалось: пушки и ружья, меч и штык, пехота и кавалерия, друг и враг.

— Спасайся, кто может! — ошалевший от ужаса Квачи носился в поисках спасения и не находил ни коня, ни дороги. Он то лез в кус­ты, то падал в окоп, то отбивался от янычар.