Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе
Шрифт:
Вдове Волковой, доброй и приветливой старушке, постоялец пришелся по душе. Глуповатая и суеверная, она не очень-то разбиралась в новой жизни, к тому же плохо видела. Хозяйка и постоялец не мешали друг другу, общались вежливо, приветливо улыбались, словом, жили душа в душу.
Но вот настал для выпускника гимназии судный день — наступил май. Квачи заканчивал учебу. Старшеклассникам предстояли экзамены на аттестат зрелости.
Дело было в том самом злосчастном году, когда гимназисты во всех концах империи приструнили своих наставников. С экзаменами все ладилось легко и просто. Поскольку в тот год скорее экзаменовали
Долго выпускники ломали головы — как с ним быть?
Наконец Квачи сказал:
— Дайте мне денька три...
Утром третьего дня учитель греческого Сириадис получил письмо. В верхнем углу листа были изображены череп и кости, ниже — гроб и кинжал с револьвером. Под красноречивым рисунком было приписано:
"Ни один из учеников выпускного класса не должен срезаться на экзамене. Если согласны, в восемь часов вечера появитесь на бульваре. Если нет — собирайте манатки и в три дня покиньте Кутаиси. В противном случае советуем не медля заказать гроб.
Комитет анархистов-синдикалистов-социалистов".
Вечером Квачи битый час бродил по бульвару, однако Сириадис так и не появился. Зато прибежали запыхавшиеся Бесо Шикия, Чипуртанидзе и Чикинджиладзе. Они были немногословны:
— Представь себе, отправился в полицию...
— Перехватили. Били, пока не взмолился: "Никого не срежу! Никого!"
Благородный Сириадис сдержал слово и никого не срезал.
Так закончили гимназию и получили аттестаты зрелости Квачи Квачантирадзе и его дружки.
На Пасху Квачи съездил в Самтредию; там только и было разговоров, что о его успехах. Порадовал родных и друзей, вызвал зависть у врагов и недругов, взволновал местных девиц, расстроил юношей, а обленившихся мужей поучил уму-разуму.
Затем вернулся в Кутаиси, прихватив с собой новое наставление Силибистро:
— Сын мой, Квачи! Все смешалось в этом мире, муть со дна поднялась и всплыла наверх. Слушай сюда, сынок: если придется, все продам, милостыню пойду просить, но тебя без образования не оставлю. Сейчас человек без высшего образования — что он есть, что его нет! Дворянство я тебе добыл, в гимназии обучил. Деньжат еще сколько-нибудь подкину. Но теперь ты и сам должен подсуетиться и пораскинуть умом. Вон Чолия и Гвичия так пооканчивали в России какие-то там уверсеты, что из дому и двух червонцев не взяли — все сами! Что скажешь на это, сынок?
В ответ Квачи сунул отцу в руку новенькую хрустящую сторублевку и уехал.
В доме Силибистро такой ответ сына вызвал восторг, ликование и новый приступ спеси: как же — девятнадцатилетний Квачи на свои деньги отправляется учиться в Россию и при этом еще помогает родителям! Вот уж кому повезло с сыном!..
Столь успешно утешив отца, Квачи тем не менее призадумался. Ноздри у него подрагивали, как у породистой ищейки; он принюхивался, присматривался, прислушивался, собирал сведения.
Затем стал искать дружбы со старушкой Волковой: по вечерам перекидывался с ней в картишки и даже проигрывал по маленькой; оказывал всевозможные услуги — брал для нее пенсию из казны, в дождливую погоду ходил в лавку за продуктами, читал вслух газеты и, поскольку в ту пору участились грабежи и разбои, защищал своим присутствием в доме.
Но вот однажды старуха получила письмо: в углу листа нарисованы череп и кости, под ними — гроб и кинжал с револьвером. Текст же письма гласил:
"В течение трех дней будьте готовы вручить три тысячи рублей. В противном случае не медля закажите гроб.
Главный комитет анархистов-синдикалистов-социалистов".
Перепуганная старушка бросилась к Квачи — за советом и помощью. Да и к кому ей было обратиться, волею судеб заброшенной из Тамбова в чужие края?
Квачи изучил письмо, нахмурился. Задумался глубоко и надолго. Тень заботы легла на его лицо. Наконец он сказал:
— Скажу вам, как родной матери: нигде ни словом, ни полсловечком вы не должны обмолвиться об этом письме, не то сам Господь Бог не спасет вас. Они люди жестокие, фанатичные, не щадят ни женщин, ни старух. На той неделе в Чоми убили двух женщин, одну старуху задушили, а другую сбросили с моста в Риони. Их даже полиция боится. Всех, кто не выполняет требований, они уничтожают, как пичуг. Да вот хоть позавчера — чуть ли не у вас на глазах на базаре зарезали полицейского...
Квачи говорил правду вперемежку с неправдой — чуточку искажая, чуточку преувеличивая или перевирая. Но время и впрямь было смутное. Одинокая, беззащитная вдова чувствовала, что ей не к кому обратиться за помощью, и умоляла защитить ее, на иконе божась, что унесет эту тайну в могилу.
Поначалу Квачи отказывался. Он и сам побаивался беспощадных анархистов-синдикалистов-социалистов. Однако в конце концов уступил.
Дело, за которое он взялся, было трудное и опасное.
— У нас есть такая пословица: кто лезет не в свое дело, того могут крепко шлепнуть. Это примерно как ваше — "не суй свой нос в чужой вопрос", — говорил он вдове. — А еще одна поговорка учит: "Драчунам досталось по разу, а разнимальщику — пять раз". Чует мое сердце: так-то и со мной будет...
В конце концов он все-таки напал на след злоумышленников, проник в их главный комитет и принес истаявшей от страха и ожидания старушке пугающую новость:
— Ужас! Ужас и страх! Боже упаси вас от этих людей! И вас, и даже ваших врагов! — Он метался по комнате и ломал руки. — Зачем!.. За что вы втравили меня в это ужасное дело! Что я вам сделал плохого? Теперь они грозятся, что если я завтра же не вручу им две тысячи, меня убьют вместе с вами. Завтра вечером может кончиться моя жизнь...
У вдовы буквально отнялся язык. А Квачи продолжал упрашивать:
— Умоляю вас, ради всего святого, осовободите меня от этого дела! Боже мой, за что! Зачем только я ввязался! Тоже мне — заступник!.. При чем здесь я? Что я им сделал, этим ненасытным волкам — анархистам-синдикалистам-социалистам? Что им от меня надо?..
В тот вечер Квачи долго шушукался со старушкой-вдовой. В конце концов порешили, что, возможно, дело удастся уладить и полутора тысячами.
Пятьсот рублей у вдовы оказалось отложено на черный день, оставшуюся тысячу Квачи займет у родственников или заложит дом. Правда, для оформления закладной необходима доверенность... Что ж — утром Волкова даст ему доверенность...