Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе
Шрифт:
— Ехай в Собачий овраг!
Сражение вокруг дома закончилось. Но забота, что угнетала Квачи, была много тяжелей поражения. Если немедленно не предпринять что-нибудь — он погибнет. Сейчас не время для обид. Надо прибегнуть к другому средству.
И он прибегнул — поник головой и залебезил:
— Ладно, товарищи, ладно... Воля ваша. Желание рабочего — для меня закон. Равно, как и диктатура пролетариата. Но что вы имеете против вот этого человека, этого несчастного трудящегося пролетария? — и он указал на Павлова: тот, зажав в руке замасленную кепку, понурясь, стоял в
Все взглянули на Павлова. Один спросил:
— Кто такой? Что тут делаете?
— Я? Я... Сторож Союза друзей Красной Грузии.
— Убедительно прошу вас, товарищи,— Квачи проникновенно прижал руку к сердцу.— Не отбирайте у нашего союза хотя бы вот эту комнату.
— Хе, хе... Уж больно комната хороша.
— Да, комната хорошая, тут был мой кабинет.
— Но мебель мы заберем.
— Воля ваша,— осклабился Квачи.— У меня только одна просьба: оставьте, пожалуйста, вот этот коврик на стене... Вместо него я куплю вам два таких же. О, не удивляйтесь! Этот ковер память о моей невесте... Кроме него, у меня ничего не осталось... Бедняжка умерла совсем юной, и как раз на этом ковре. Да, да, она умерла на ковре. Вот моя просьба к новой власти, мольба истерзанного сердца: оставьте этот ковер на стене! Если я завтра же не принесу вам такой же, нет — лучше, намного лучше, тогда заберите и ковер и комнату!
— Это можно! Значит, вносим ковер в список, не подлежащий конфискации. А вы, товарищ,— сказал один из рабочих Павлову, скромно теребящему кепку,— можете жить здесь. Все. Теперь забирайте свое шмотье и мотайте отсюдова!
И Квачи с домочадцами загнали в такую вонючую дыру, что нежная Пупи лишилась чувств, а гордая Нотио заголосила.
Сказ о верной службе Квачи и спасении от госпожи НЭП
На следующий день Квачи поднес новым квартирантам поистине замечательный ковер. А тот, что висел на стене, там и оставил.
Сказать ли Павлову, что за ковром в стену вделана железная касса, и в той кассе хранится весь его клад? Нет, Квачи не скажет. Осторожность — прежде всего. Слишком велик соблазн: вдруг он одолеет жандармского офицера. Нет, покамест не скажет ничего, только будет почаще наведываться в заветную комнату...
Бесо бегает по маклерам — пытается устроить дело с обменом. Для себя он без труда найдет жилье, но Квачи... Будь Квачи совслужащий, все далось бы ему задарма: квартира, электричество, картошка... Но он — свободный коммерсант и лишен всех прав.
Не рычи и не скалься, Квачи! Ты еще в России вкусил новой жизни. Чем возмущаться, лучше привыкай к обстоятельствам; чем негодовать — приладься. Вот и вся премудрость! Ну-ка, за дело!.. Намылься и лезь, куда надо! Покрутись, повертись! Засмейся, когда душат слезы. Всплакни, когда ликует душа. Ну, ну! Разгладь складки на лбу, впрягайся в ярмо старшего помощника младшего секретаря!
Скоро Квачи оказался перед выбором — какую должность предпочесть.
— Знаю я этих сукиных детей: если сделают начальником — приставят шпионов. В таком окружении человеку с моей порядочностью и двух месяцев не продержаться. Потом чека... и каюк! Нет, братцы, я человек маленький, по мне маленькие должности лучше...
И маленький Квачико выбрал себе маленькую должность: в отдаленном районе города устроился в милицию.
Тихо служит Квачи — мягкий, вежливый комиссар. Черту своих полномочий не переступает, держится в тени. Осторожничает Квачи, очень осторожничает: ходит на цыпочках, говорит шепотом, балансирует, как канатоходец на канате. Вместо двух глаз обзавелся двадцатью, вместо пары ушей — дюжиной. Его трезвый ум работает как часы. Лишь изредка, когда удается заманить неосторожную жертву, он мигом обдирает ее, не дав даже пискнуть. Но вокруг только мелкая сошка. Сомы редко заплывают в его сети.
"Союза друзей" больше не существует. Павлов по-прежнему сторожит клад в стене под ковром. Несколько раз Квачи вознамерился перенести его, но не рискнул: "Вдруг обыщут — вывернут с потрохами, знаю я их...".
Недолго он продержался в комиссарах. Наверху повели носом, сказали:
— Сократить!
"Сократили" Квачи, он устроился на другое место.
Не прошло и месяца, как:
— Сократить!
"Сократили" опять — он пошел на завод.
— Освободить!
"Освободили". Квачи вылез на складах.
— Снять!..
Раз десять снимали, а он все работает и каждый месяц заполняет анкету размером с портянку.
"Социальное происхождение". "Из крестьян".
"Революционное прошлое".
Квачи пишет убористым почерком целую страницу.
"Где были в феврале 1917 года?" — "В центре революционных событий".
"В октябре"? — "В Петербурге, бок о бок с красными".
"В какой партии состоите?" — "Ни в какой".
"Какой партии сочувствуете?" — "Исключительно и всем сердцем — коммунистам!"..
Заполняет Квачи верноподданнические анкеты, пишет всепреданнейшие заявления, но результат всюду один: "Снять!..", "Освободить!..", "Сократить!..".
Что происходит, люди добрые? Что вы привязались к бедному Квачантирадзе? Гоните, как шелудивого пса? Вы хоть назовите причину? Чем не угодил?
Квачи — князь? — Ложь!
Дворянин? — Враки! Да кто это выдумал, кто слыхал про таких дворян — Квачантирадзе! Крестьяне они. Мужичье от сохи!
А грамота пройдохи Ашордия?..
Да Господь с вами, тогда ему и пяти лет не было!..
А как насчет княжеского титула, дарованного царем?
И это брехня. В России каждого грузина дразнят "князем", вот и к Квачи пристало — князь и князь...
А камер-юнкерство? А дружба с Распутиным?..
Ненасытные! Неужели Квачи не искупил этот грех! Или он мало сделал для Революции?..
Документы! Свидетели!..Хорошо. Квачи предъявит мешок документов и докажет, что он...
Стоп, Квачи, стоп! Не связывайся с документами, не надо. Вдруг за пятью фактами вылезет шестой? Их пустишь в комнаты, а они в чулан, в подпол сунутся и тогда... Если покамест тебя слегка разоблачили, то потом разденут догола, и махонькой родинки не утаишь. Оставь прошлое, не лезь своей волей в петлю — так сдавит горло, что не помогут ни все твои качества, ни все твое квачество.