Капитальный ремонт
Шрифт:
За столом оживились. Барон Зальца 1-й нашел наконец прямой объект защиты.
Слова Дранкина проложили дорогу трем молодым ученикам-кочегарам. Они прибыли на "Генералиссимус" месяц назад и жили еще под страшным гнетом нарушения присяги, которым их насмерть запугали экипажеские унтера. Ловко поставленные вопросы председателя подтверждались ими полностью.
Второй группой оказались пять человек, стоявших на левом фланге. Долгие опросы, противоречивые показания, томительность суда сбили их с толку. Им начало казаться, что Езофатов действительно крикнул: "Бить вас мало, драконов". Замахнулся ли Вайлис - они не видели и согласились, что мог замахнуться. Правый фланг был очень обижен взысканием, и именно оттуда докатилась до них неизвестно кем пущенная фраза, шепотом переданная во время подъема флага: "Не расходись, братцы, заявим претензию, за что же зря под винтовкой стоять".
Упорство кочегаров было сломлено. Стена тридцати двух одинаковых показаний, данных на дознании лейтенанту Веткину, дала трещину. Барон Гедройц ввел в нее тонкий нож надежды и расширил осторожными, легкими ударами обещающих оправдание расспросов. Стена шатнулась и обвалилась, остался обломок в восемь или девять камней, перешагнуть через который уже не было трудно.
К обеду суд удалился на совещание.
Флагманские сигнальщики владеют семафором, как фокусники; быстрое махание их флажков пересекло рейд и замерло в корявых буквах бланка:
Распорядитесь вещами кроме номеров
1224 1234 1274 1304
Шиянов
В кают-компании "Генералиссимуса" оставшийся за Шиянова старший артиллерийский офицер, потряхивая в руке костями трик-трака*, прочел бланк и грузно поднялся с кресла, сказав партнеру:
______________
* Трик-трак - настольная игра, распространенная в кают-компаниях; каза - одинаковое число очков на обеих костях, дающее преимущество.
– Большая каза моя. Прошу не заматывать, я сейчас!
Вызванный к нему в каюту кочегарный кондуктор Овсеец понимающе кивал головой. Потом он с фельдфебелем восьмой роты, со старшим баталером и двумя понятыми из кочегаров прошел в двадцатый кубрик.
Он был пуст и чисто прибран. На решетчатых дверцах шкафиков с вещами стояли номера тридцати двух кочегаров. Овсеец, посапывая в усы, деловито пометил мелком четыре дверцы и распахнул остальные. Вещи кочегаров были выкинуты на палубу и рассортированы: казенное обмундирование пошло в баталерскую при описи, частные вещи легли в сундучки и припечатались печатью.
Суд шел своей тяжкой поступью. Он говорил тусклым языком книги XVI Свода морских постановлений. Он шелестел листами дознания, листами показаний. Он блистал погонами и титулами судей, штыками конвоя и холодным сиянием военного закона. Форменки матросов промокли от пота, горла пересохли, и все яснее вставал смысл приговора, размеренно читаемого бароном Гедройцем.
– "...выслушав дело о нижних чинах линейного корабля "Генералиссимус граф Суворов-Рымникский", обвиняемых по статьям 74 и 104 книги XVI Свода морских постановлений, в количестве 32 ниже поименованных нижних чинов..."
Имена, фамилии, губернии, волости... в браке состоит - не состоит... под судом ранее был - не был, наказание отбыл...
– "...признал виновным в том, что они 24 сего мая 1914 года, согласившись между собой противиться распоряжениям начальства о наложении на них дисциплинарного взыскания за появление на верхней палубе одетыми не по форме, стоя во фронте в числе более восьми человек, заявили сначала унтер-офицеру первой статьи Хлебникову, затем вахтенному начальнику лейтенанту Греве и, наконец, старшему офицеру капитану второго ранга Шиянову, что требуют снятия взыскания и немедленного выхода наверх командира корабля для разбора их претензии, совершив этим проступок, предусмотренный статьями..."
– "...При этом суд признал, что вышеописанное противодействие распоряжениям начальства могло иметь вредные для службы последствия, и установил, что в ответ на приказание старшего офицера разойтись кочегар 2-й статьи Езофатов призвал нижних чинов к открытому бунту, выкрикнув: "Бить вас надо, драконов", - и подстрекал остальных к избиению старшего офицера. Суд установил, что кочегарный унтер-офицер второй статьи Вайлис, забыв налагаемые на него званием обязанности, не только не содействовал начальству в подавлении бунта, но, напротив, замахнулся на старшего офицера с намерением начать избиение. Остальные вышепоименованные нижние чины, несмотря на повторную команду "смирно" и увещания капитана второго ранга Шиянова и лейтенанта Греве, вышли из фронта и столпились вокруг старшего офицера..."
На мостиках трепещут семафорные флажки. Короткие приказания, составленные ловко и непонятно для многих, летают с корабля на корабль, как чайки перед бурей - низко, быстро, касаясь острым крылом воды. Флаг-офицер адмирала, не садясь в каретку катера, а стоя на борту, как провинциальный брандмейстер, - лихо, гордо, с рукой на бедре, - третий раз промчал на миноносцы и дважды - на "Генералиссимус".
Миноносцы дымят и вздрагивают от проворачиваемых машин. В канцелярии "Генералиссимуса" старший баталер и старший писарь, злые от спешки и духоты, заканчивали писать пищевые и денежные аттестаты на двадцать восемь нижних чинов, списываемых с корабля согласно приказу по бригаде...
Юрий Ливитин заглянул в кают-компанию; она пустовала. На корабле происходило что-то необычайное, это было видно даже непосвященному глазу. Офицеры бродили по палубе, то и дело скрываясь в люках. Николай провел часа полтора в каюте мичмана Морозова и вышел оттуда, насвистывая. Юрий знал, что это означало у него сдерживаемое волнение и злость. Разговор с ним не клеился. После третьей томительной паузы Юрий обиделся:
– Мне интересно, при чем здесь я? У вас что-то происходит, а я виноват...
Он встал и почувствовал себя глубоко несчастным: вся гордость быстрого сближения с офицерской семьей и ощущение собственной взрослости исчезли. Ну конечно, он мальчишка, молокосос, которому нельзя даже намекнуть на то заманчиво-жуткое и серьезное, чем озабочен Николай и все офицеры.
– Да, ты приехал не очень кстати, - согласился Ливитин, тщательно приглаживая отвернувшийся карман кителя.
– Денек не из особо удачных, если бы не ты, я, пожалуй, напился бы нынче, как юнкер.
Юрий присел на койку. Обида и ощущение отчужденности заменились острым любопытством: Николай взволнован! Было жутко, интересно, и казалось, что вот-вот произойдет что-то страшное и неожиданное, как выстрел на балу. Настоящий военный корабль показывал наконец свое лицо, не видное из корпуса и с берега. Вот он - суровый долг флотского офицера, на мгновение приоткрывшийся из-за завесы блестящей и веселой жизни! Такой ждет Юрия служба. О ней еще ничего не рассказывал Николай, это не шуточки и анекдотики. Юрий почувствовал внезапный прилив преданности и геройства.