Капитан разведки
Шрифт:
– Они сами скоро станут добычей. Падалью.
Произнеся эту фразу, Хват припомнил, что падалью питаются стервятники да шакалье, но Антоненко нюанс не уловил, кивнул согласно.
– Вот! Правильно мыслишь, Михаил. Мы должны осознать, что никто с нами не будет считаться, если мы будем слабы. Сегодня мы видим это на примере Чечни и Эстонии, которые, будучи карликовыми образованиями с горстками жителей, нагло претендуют на исконно русские территории. – Рука Антоненко описала такой порывистый и широкий жест, что едва не задела вовремя пригнувшегося Хвата. – Наглость слабых
– Кто такой? Писатель, типа Лимонова?
– Антониу ди Салазар – основатель фашистской партии Португалии. – Приписав молчание Хвата накатившему на него благоговению, Антоненко возвысил голос примерно на три четверти тона и провозгласил: – В России тоже есть свои патриоты, готовые восстановить порядок любой ценой. Эти люди не пощадят никого и ничего ради достижения священной цели. Есть у них такое право. Есть.
Никого – это значит никого, кроме себя и себе подобных. Ничего – значит ничего, кроме своей личной собственности.
– Кто же им дал это право? – спросил Хват изменившимся голосом.
Можно было подумать, что ему активно не понравилось последнее утверждение, но, бросив на него косой взгляд, Антоненко удостоверился в том, что пилот внимает ему с прежним энтузиазмом. Облокотившись на борт вертолета, он снисходительно усмехнулся и пояснил:
– Высшая справедливость. Правда, взамен она требует от избранников преданности и самопожертвования, но за идеалы и умереть можно, Миша.
– Михаил, а не Миша, – сказал Хват. – А умереть можно, тут я с вами, во, как солидарен. – Он провел ладонью над макушкой. – Иногда не только можно, но и нужно.
Слушая расходившегося пассажира, Хват тихо ненавидел все те правила и условности, из-за которых нельзя схватить подонка за шкирку и сбросить его вниз. Вот и вся высшая справедливость. Когда чумная крыса живет где-нибудь в канализационных катакомбах и никого не трогает, на нее не обращают внимания. Если же она начинает кусать людей, ее, не мудрствуя лукаво, уничтожают. Никто не задается вопросами о том, есть ли у крысы бессмертная душа, гуманно ли лишать жизни божью тварь, что станут кушать ее оставшиеся сиротками крысята.
Под вертолетом проплывала земля, казавшаяся сверху игрушечным макетом с тщательно проработанными деталями: крошечные домики, крошечные машины, крошечные человечки. Сверху все выглядело ненастоящим, поддельным. «Если бог есть, то ему не следовало поселяться на небесах, – неожиданно решил Хват. – Нельзя управлять миром свысока. Все люди представляются одинаковыми. Слишком велик соблазн манипулировать ими, как марионетками».
А Антоненко все не унимался. Закончив теоретизировать на тему возрождения России, он напомнил, что его родной Киев считается матерью городов русских, зачем-то помянул Булгакова и перешел к вполне практичным вопросам:
– У тебя семья есть, Михаил?
– Предпочитаю жить один, – соврал Хват. – Чем больше близких, тем больше хлопот.
– Согласен. А часто известных личностей приходится катать?
– Я совершаю до десяти вылетов в день. Это около полусотни пассажиров за неделю. Если запоминать всех,
– Значит, и меня позабудешь? – прищурился Антоненко.
– И рад бы, да вряд ли получится. – Вот это было сказано совершенно искренне, без малейшего притворства.
– Что так? Не нравлюсь?
– Вы не блондинка с кудряшками, чтобы нравиться, – проворчал Хват. – Просто слова ваши в душу запали.
Прозвучало это чересчур выспренно, но Антоненко, похоже, остался доволен.
– Единомышленников искать пытался? – спросил он.
– Зачем мне единомышленники? Мне бы хозяина толкового, не такого как нынешний соплежуй. Чтобы работа нравилась и чтобы платили за нее как следует.
– А разве тебе мало платят? И разве летать неинтересно?
– Смотря куда летать и зачем. – Хват изобразил внутренние колебания, после чего признался: – Честно говоря, клиентов катать вокруг Москвы тошно. Нормальные мужики, такие как вы, редко попадаются. Все больше толстосумы, у которых вместо мыслей циферки в мозгу прокручиваются.
– Да-да, циферки, – рассеянно повторил Антоненко. – Без них никуда… Ты в армии служил? – продолжил он допрос.
– Было дело.
– Род войск?
– Военно-воздушные силы, – сказал Хват. – Десант.
В некотором роде это так и было. Основной способ доставки главных сил спецназа в тыл врага – по воздуху. Каждый боец ГРУ совершает не менее пятидесяти прыжков с парашютом. Летают в основном не военно-транспортными самолетами, а неприметными малютками с 5—10 десантниками на борту. Что касается Хвата, то он неоднократно пилотировал и «Як-42», и «Як-40», очень маневренные, надежные, малошумные самолеты, способные летать на очень низких высотах. Таким образом, ничего выдумывать не пришлось, от Хвата требовалось лишь вдохновение, а оно у него было.
– Три года в Чечне, – продолжал он. – Крошил там чучмеков, как капусту.
– Вот это по-нашему, по-русски. А бодигардом доводилось работать?
– Боди… Как-как?
– Бодигард – значит телохранитель.
– А, вон оно что! – уважительно воскликнул Хват, непонятно зачем усмехнувшись при этом. – Это такие неулыбчивые дебилы в траурных костюмах, да? На обманутых женихов похожи. Хранители чужих упитанных тел. – На его лице возникла очень странная улыбка, затрагивавшая только самый уголок губ. Едва заметная, мимолетная, но от этого только еще более ироничная.
Почему-то почувствовав себя задетым, Антоненко процедил:
– Дебилы за копейки корячатся. А мои бодигарды получали по пять штук баксов в месяц, причем работая посменно, заметь.
– Получали? – переспросил Хват с самым наивным видом, на который только был способен. – Куда же они подевались?
– Никуда не подевались. – Антоненко засопел, недовольный встречным вопросом. Не рассказывать же чересчур любопытному пилоту про денежные затруднения, которые в последнее время преследуют корпорацию «Айсберг» и, соответственно, партию «Власть народа». Вместо того чтобы ответить на заданный вопрос, он задал свой собственный: – Пойдешь ко мне охранником? С испытательным сроком, – поспешил уточнить Антоненко.