Капитан разведки
Шрифт:
Журналист (противясь попыткам оттеснить его от микрофона): «Может быть. Но ваша полоса препятствий находится не в Беловежской Пуще! Я имею сведения, что это где-то недалеко от Электрогорска! И я прямо заявляю, что…»
Занявший место журналиста парень, обритый наголо: «Скажите, как долго вы состоите в Организации?» (Последнее слово произносится с благоговением.)
Агапонов: «Официально два года. Но я всегда этим жил. Можете назвать это смыслом моей жизни. Надеюсь, что очень скоро присутствующие проникнутся таким же духом патриотизма. Что запоют
Очередной интервьюер: «Правда ли, что для тех, кто захочет выйти из вашей партии, есть только одни выход – вперед ногами?»
«Ложь! Наглая ложь! Если кто-то разочаровался в наших взглядах или идеологии, он может уходить. Никто никого не преследует и не будет приговаривать к смертной казни. Надо только прийти и заявить, что ты выходишь из организации, и объяснить причину».
«Что непозволительно членам вашей организации?»
«Употребление спиртных напитков и наркотиков».
«Что не простят соратники своему товарищу?»
«Предательства».
«Что последует за этим?»
«Наказание. Предателя могут исключить из организации, понизить в должности. (Всем своим видом Агапонов показал, что так легко виновник не отделается.) Для человека, с которого, скажем, снимают нашу символику, – это такое унижение, которое равносильно плевку в лицо».
«А если с него как с гуся вода?»
«Вот когда мы придем к власти, – многозначительно пообещал Агапонов, – тогда и разберемся с разными гусями. Посмотрим, что они за птицы, хе-хе…»
Подведения итогов Хват дожидаться не стал. Все и так было ясно. Предельно.
Он сидел в комнате один, машинально сжимая и разжимая кулаки, как будто ими можно было что-то изменить в этом мире.
Телефонный звонок застал Хвата в кухне, где он допивал свежезаваренный чай, стараясь не коситься на пепельницу, наполненную табачным крошевом, выпотрошенным из сигарет. Сигарет было около десятка – своеобразный рекорд за последнее время. Вливаемая в себя жидкость помогала переломить похмелье, но усиливала желание затянуться никотиновым дымом.
Прихватив чашку, Хват перешел в комнату и взял мобильник, высветивший номер Реутова.
– Слушаю, – сказал он, догадываясь, что ничего хорошего в ответ не прозвучит.
– Почему ты дома, а не на рабочем месте? – поинтересовался Реутов.
– Вы имеете в виду летный клуб? – спросил Хват.
– Я имею в виду офис нашего общего знакомого. Вы нашли общий язык?
– Отчасти.
– Мне не нравится такой подход к делу. Что значит «отчасти»?
– Боюсь, моя кандидатура клиента не вполне устроила.
– Гонор свой показывал?
Хват прикинулся, что неправильно понял собеседника.
– Нет, он вел себя вполне прилично, если это выражение применимо к законченным говнюкам.
– Я о твоем гоноре, – процедил Реутов. – Небось фортель какой-нибудь выкинул?
– Никак нет.
– Тогда в чем дело?
– Клиент колеблется. Может, подозревает что-то, может, перестраховывается. Не могу же я его силком заставить оказать мне доверие.
– Можешь!
– Не этого.
– А чего?
– Когда мы совершали пробный полет, – стал пояснять Хват, – я подумал о том, как просто избавиться от этой гниды простым креном вертолета. И еще я подумал, что наш клиент не стал бы отмалчиваться, предложи я ему выбирать между свободным падением и жизнью. Пусть бы даже это была жизнь за решеткой.
– Понятно, – протянул Реутов с такой интонацией, что не нужно было находиться рядом, чтобы почувствовать накал его негодования. – Вот, значит, почему ты торчишь дома, вместо того чтобы выполнять задание. Прокатил пассажира с ветерком? Так прокатил, что он видеть тебя за штурвалом не желает? И что дальше?
– Не могу знать, – честно признался Хват.
– Зато я знаю! Двадцать четыре часа на исправление ошибки! Нет, двенадцать часов! Восемь! – Казалось, выкрикивая эти слова, Реутов плюется и подпрыгивает на месте, как чайник, наполненный бурлящим кипятком. – Делай что хочешь, но результат должен быть положительный. Об исполнении доложишь. В противном случае советую тебе застрелиться. Все понял?
– Нет.
– Что же тебе непонятно, капитан?
– Из чего стреляться, товарищ полковник? Табельное оружие мне пока не выдали.
– В таком случае, – зловеще произнес Реутов, – воспользуйся какими-нибудь подручными средствами. Бельевая веревка, кухонный нож…
– Бритва, – подхватил Хват, – уксусная эссенция, крысиный яд.
– Веселиш-шься?
В коротеньком слове оказалось значительно больше шипящих звуков, чем это предусмотрено фонетическими правилами.
Хват спохватился и отрапортовал:
– Никак нет, товарищ полковник. Поводы для веселья отсутствуют. Разрешите выполнять приказ?
Подмывало ляпнуть что-нибудь про подготовку к добровольному уходу из жизни, но Хват прикусил язык. Ершился он не из вредности, а от сознания своей вины. И то, что полковнику не терпится стать генералом, – не повод для зубоскальства.
Реутов уловил перемену в настроении подчиненного и вздохнул:
– Выполняй. И прошу тебя, без фокусов. Обстановка и без тебя накаленная.
– В тротиловом эквиваленте?
– Типун тебе на язык! И вообще прибереги запасы остроумия на потом. Если оно понадобится.
– Что случилось? – насторожился Хват, услышав в голосе Реутова непривычную подавленность.
– Перестарались мы, – прозвучало в ответ. – Удавку чересчур сильно затянули.
– Удавку?
– Экономическую, капитан, всего-навсего экономическую. Клиент не совершил покупку, понимаешь? Денег у него в обрез, вот и жмотничает. Необходимо его выручить, только вот как? Не мешок же с баксами в кабинет подкидывать. – Реутов досадливо крякнул. – Ладно, аналитики что-нибудь придумают, но не могу же я доложить начальству, что клиент отказался не только от вертолета, но и от нашего пилота. Рвать «Феникс» начнем не раньше, чем будет обнаружен тайник со взрывчаткой и детонаторами, так что сам понимаешь…