Капитан "Старой черепахи"
Шрифт:
В воскресенье чоновцы с песнями отправлялись в парк Шевченко. Там они учились стрелять.
Разве одна Катя уставала и была голодна? Когда чоновцы шли по улицам города плечом к плечу, нога в ногу и пели «Вихри враждебные веют над нами», Катя испытывала словно какой-то новый подъем чувств, новый прилив сил.
Вихри враждебные веют над нами,Черные силы нас злобно гнетут:В бой роковой мы вступили с врагами,Нас еще битвы безвестные ждут.Катя пела вместе со всеми, и лицо ее было сурово, как суровы были слова, мотив и ритм песни, а сердце трепетало от радости, и она готова была к этим грядущим, безвестным битвам и верила, что в этих битвах победят большевики...
С приближением зимы ночи становились все холоднее, и все труднее было переносить этот холод. Особенно зябли ноги, потому что у Кати не было сапог и негде было просушить брезентовые туфли, да и что их сушить — через минуту опять промокнут!..
В эту ночь Катя дежурила с трех до семи. Она намерзлась, проголодалась и с нетерпением ждала, когда же на буксире «Нестор летописец» пробьют третьи склянки — семь утра. Тогда — в столовую, там стакан горячего-горячего свекольного чаю, кукурузная лепешка и благословенное тепло!..
Чьи-то шаги — ночью, в сырую погоду каждый звук слышен гораздо отчетливее, чем днем, — заставили ее насторожиться. Кто там идет? Катя остановилась за углом, прислушалась. Шли два человека.
— Когда она прибудет? — спросил один из них. («Орехов!» — узнала Катя по голосу.)
— Послезавтра ждут. То есть завтра уж теперь. Вчера была в Стамбуле, — ответил кто-то второй, незнакомый.
— А на маяке старик дежурит? — опять спросил Орехов.
— Да, старик Ермаков.
Орехов еще что-то спросил, но Катя не расслышала, да и нельзя было дольше прятаться.
— Кто идет? — окликнула она и вышла из-за угла.
— Свои, свои, — ответил Орехов и, узнав Катю, рассмеялся: — А, комсомол дежурит! Молодцы, ребята!.. Здравствуй, товарищ Попова. Гляди, на работу не опоздай. Сегодня нам все обязательно закончить надо. «Волга» завтра придет.
— Здравствуйте, я не опоздаю!
— Ну, гляди! — одобрительно повторил Орехов. — Я вот уже иду...
«Почему он спрашивал о Романе Денисовиче?.. И кто этот второй человек?..»
Катя думала о ночной встрече весь день. Бригада закончила монтаж крана только под вечер, потом пришлось задержаться еще на час: комиссия инженеров из пароходства приняла работу и опробовала кран в действии.
Орехов был чем-то озабочен. Правда, он, как всегда, посмеивался, подшучивал над Катей, что она «спит на ходу», но Катя сразу заметила его необычную озабоченность. Слесарю Гаврилову, заядлому гитаристу, Орехов сказал, что на сегодня занятия музыкального кружка отменяются: «Не до музыки, пальцы дрожат».
— И то верно, — согласился Гаврилов, — руки мы намотали изрядно!
Сопоставляя все факты — ночной разговор, озабоченность Орехова, отмену занятий кружка, Катя подумала, что между всем этим есть какая-то связь.
Короче говоря, после работы она не пошла на рабфак — все равно опоздала на третью лекцию, — а решила осуществить задуманное, и на вопрос Орехова: «Ну как, студентка, опять учимся?» — ответила, что ей не до учения, только бы добраться до постели.
— Тогда до Арнаутской попутчики, — сказал Орехов.
На Арнаутской они распрощались. Катя прошла еще полквартала. Оглянулась: нет ли кого? Улица была пустынная, темная. Перейдя на другую сторону, Катя повернула назад, вошла в подъезд дома, против которого жил Орехов, и стала ждать.
Постепенно в домах гасли огни. Торопливо шагали редкие прохожие.
Орехов появился на улице в половине второго ночи. Постоял, зевнул (Катя слышала даже, как он, потягиваясь, хрустнул пальцами), огляделся по сторонам. Какая-то парочка проходила мимо. Орехов спросил, нет ли огонька. Парень чиркнул зажигалкой.
— Курить хочется, а огня дома нет! — извинился Орехов и, поблагодарив, ушел обратно в свое парадное.
Катя почувствовала досаду.
«Спать отправился, напрасно я жду», — подумала она, но все-таки осталась в подъезде. И не зря: минут через пять слесарь снова вышел, огляделся и быстро зашагал в сторону Привоза.
Катя шла следом, по противоположному тротуару, прячась за стволами каштанов, потому что Орехов часто оборачивался. Она устала от быстрой ходьбы, но старалась ступать как можно тише: а вдруг он услышит!
Так они дошли до базара Привоз. На углу переулка Орехов замедлил шаг и вдруг неожиданно исчез.
Сначала Катя решила, что слесарь где-то спрятался и наблюдает за ней. Она притаилась за ларьком, затаила дыхание. «Что же теперь будет?..»
Спустя некоторое время на улице появилась темная фигура. «Видно, я не заметила, как Орехов прошел дальше, он уже возвращается», — подумала Катя. Но когда фигура приблизилась к маленькому домику на углу переулка и, не постучав в дверь, отворила ее, Катя догадалась: это другой человек. По-видимому, в этот домик вошел и Орехов.
«Зачем они собираются тут ночью? Кто живет в домике?..»
С моря шли туманы. Они вползали по крутым спускам в верхнюю часть города, заполняя улицы непроглядной серой пеленой. Настойчиво, однотонно выла сирена портового маяка, предупреждая суда о близости мола. Однообразный, тягучий вой был слышен даже здесь, на Привозе. От этого воя и все усиливающегося тумана на душе становилось еще тревожнее.
Прошел патруль — двое рабочих с винтовками. Катя, согнувшись, спряталась за ларьком. Чем она объяснит, что прячется здесь? Не может ведь она сослаться на свои, пока еще не ясные подозрения? Да и не имеет права! «Никто не должен знать об этом, кроме нас с вами, ни один человек...» — говорил ей Никитин.
Катя уже почти не сомневалась: приход Орехова сюда, на Привоз, для встречи с какими-то людьми связан с теми словами, которые она невольно подслушала рано утром, и подумала, что совсем неожиданно разрозненные наблюдения привели ее к истокам какой-то важной тайны.
Быстрая ходьба разогрела Катю, но, посидев с полчаса, она озябла и засунула пальцы в рукава.
Домик, за которым наблюдала она из-за ларька, словно растворился в белесом тумане. Скрип дверей заставил насторожиться. Тихо переговариваясь, два человека переходили на ее сторону. Катя легла на мокрую землю: если заметят — убьют! Хорошо, что сегодня туман!