Капитуляция
Шрифт:
— Нам нужно снабдить Леклера дезинформацией, — сказал Уорлок, прерывая ход мыслей Джека. — Сообщи ему какую-нибудь дату в июле, якобы выбранную для вторжения, а заодно скажи, что мы высадимся в Сен-Мало.
— И к началу июля ты уже будешь мертв, — резко подхватил Лукас.
Джек взглянул на него.
— Я совершенно не собираюсь умирать в июле или в какое-либо другое время, — заметил он, но душу кольнула тревога.
Джек отлично понимал, чем грозит подобный обман. Если он предаст Леклера, как ему только что приказали, французы отомстят Эвелин
— Ведь он подтвердит все подозрения на свой счет! — воскликнул Лукас, и его серые глаза вспыхнули. Он повернулся к Уорлоку: — Ты не можешь жертвовать моим братом ради своих дел, только не после всего, что я для тебя сделал!
— А с чего бы мне жертвовать одним из лучших моих агентов? — изумился Уорлок. — Джек искусно умеет заговаривать зубы. Никто не сравнится с ним в умении нагнать страху или в храбрости. Я нисколько в нем не сомневаюсь. Он блестяще сумеет избежать виселицы, если такая угроза возникнет. Впрочем, после вторжения Джек может остаться в Великобритании на несколько месяцев, даже на год, если потребуется, пока опасность окончательно не минует.
Джек не слышал Уорлока. Леклер поймет, что его использовали и предали, и никакие разговоры и отсиживания в тайных укрытиях не убедят его в обратном. А Леклер угрожал Эвелин…
Но на карту было поставлено освобождение долины Луары, точно так же как жизни тысяч британских солдат и воевавших французских эмигрантов.
Джек осознал, что брат и Уорлок разом смолкли и во все глаза смотрят на него. Неужели его лицо приобрело столь устрашающее выражение?
— Вы можете не сомневаться в моей силе убеждения, но я оказываюсь перед необходимостью убить Леклера, — очень тихо произнес Джек. Он не мог придумать никакого другого решения, никакого другого способа защитить Эвелин и Эме. Если сейчас он снабдит Леклера подобной дезинформацией, потом виконту придется умереть.
Лукас вздрогнул от неожиданности, его глаза расширились. И тут же прищурились — теперь Джек знал, что брат полон подозрений на его счет.
— Леклер вряд ли действует в одиночку, — заметил Лукас.
— Он отличный посредник, прекрасный канал связи с французскими республиканцами, — с нажимом произнес Уорлок. — Его убийство — крайнее средство, Джек, и ты не можешь прибегнуть к нему до того, как мы одержим победу в Бретани.
Джек улыбнулся, но думал лишь о полуночи двадцать пятого июня, когда его самого раскроют, а Эвелин окажется под ударом.
— Прекрасно. Это — крайнее средство, — повторил он, осознав, что весь покрылся испариной. — Я скажу ему, что вторжение начнется в Сен-Мало пятнадцатого июля.
— И ещё до полуночи двадцать пятого Леклер узнает, что его предали, — возразил Лукас.
Улыбка по-прежнему играла на губах Джека.
— Возможно… если только мне не удастся сыграть в действительно хорошую игру.
Взгляд Лукаса оставался таким же подозрительно прищуренным и резким.
— В ближайшее время я найду какую-нибудь интересную новость — лакомый кусочек, который ты сможешь бросить Леклеру, чтобы убедить его в своей лояльности. —
Внутри у Джека всё оборвалось, хотя внешне он ничем не выдал смятения, невозмутимо потянувшись к бокалу вина.
— Не знаю. Но, как вам известно, я хороший друг Роберта Фарадея. Вдова графа д’Орсе — племянница Роберта.
Уорлок приторно улыбнулся.
— Я слышал, она невероятная красотка, — заметил он и, кивнув на прощание, удалился.
Джек со спокойным видом стал потягивать вино, но Лукас схватил его за запястье. Бокал наклонился, и вино разлилось по всему столу.
— Мне хотелось бы услышать хотя бы часть правды, — отрывисто бросил Лукас.
Стряхнув капли вина с руки, Джек мрачно взглянул на брата.
— Эвелин — в опасности.
Глаза Лукаса изумленно распахнулись.
— Эвелин? Ты имеешь в виду вдову д’Орсе?
Джек полностью доверял своему брату — доверял ему свою жизнь, а теперь её жизнь.
— Я отправил её к Джулианне. И я хотел бы передать письмо Доминику, если ты не против, — Джек достал из внутреннего кармана сложенный лист пергаментной бумаги и протянул его Лукасу. Письмо было скреплено сургучной печатью.
Лукас придвинул стул ближе:
— Что, черт возьми, происходит?
Джек не колеблясь рассказал, в чём дело.
— Я не переправлял во Францию француженку. Я брал туда Эвелин. К сожалению, я оказался достаточно глуп — и достаточно эгоистичен, — чтобы привезти её на Лоо-Айленд. Она случайно наткнулась на нас с Леклером, и выяснилось, что он прекрасно знает Эвелин ещё по тем временам, когда она жила в Париже. Именно из-за неё Леклер и подозревает меня теперь, он угрожал ей и её дочери. Если Леклера предадут, он жестоко отомстит им, и он выразился предельно ясно. — Джек в ярости сжал кулаки. — Вот почему я собираюсь убить его, причем как можно раньше.
Лукас выругался:
— Последнее, что нужно тебе сейчас, — это личная заинтересованность! Используя графиню, Леклер будет манипулировать тобой, Джек. Проклятье!
— Я положил конец нашим отношениям.
Лукас отрывисто рассмеялся:
— В самом деле? Поэтому-то ты и отправил её к Джулианне и Педжету? Чтобы закончить отношения? Нисколько не сомневаюсь, что не пройдет и недели, как ты постучишься в дверь её спальни!
Джек вспыхнул, потому что великое множество раз испытывал это предательское желание.
— Я — та причина, по которой она оказалась в опасности, и я не могу допустить — и не допущу, — чтобы с ней произошло что-то плохое.
Лукас остолбенел, пристально глядя на него.
— Ты влюблен?
Джек почувствовал, как жарко зарделись щеки. Неужели он действительно влюбился в Эвелин д’Орсе?
— Её некому больше защитить.
Лукас был вне себя от изумления.
— Ты и правда влюблен!
Джек поднялся:
— Я убью Леклера до или сразу после полуночи двадцать пятого июня.