Капкан для лешего
Шрифт:
Большая лягушка проводили братьев взглядом, потом, когда те отошли на несколько шагов от берега, снова квакнула, прыгнула в воду и пустились за ними вплавь. Лешие забредали в это болото редко и земноводное, по каким то своим лягушачьим соображениям, отправилось их сопровождать. Лягушонок, не раздумывая, тоже прыгнул в воду. Он только начал познавать мир, и ему все было интересно. А рядом с большой лягушкой он чувствовал себя в безопасности.
Братья шли осторожно, старались не хлюпать и не шлепать, держаться так, чтобы кикимора не могла заметить их, если неожиданно обернется. Хорошо Ставр сапоги отобрал, велел лапти обуть. В лаптях ходить по болоту было намного удобней.
Кикимору они толком и не видели, близко подойти не решались. Но шли за ней - это точно. Не подозревавшая о слежке старушка то громко шлепала по воде, то звонко ухала, а иногда даже повизгивала, перепрыгивая с кочку на кочку. Она и здесь все время что-то собирала. Какую-то травку, какие-то ягодки, какие-то цветочки, чтоб ей пусто было.
Бурята уныло брел по болоту и полушепотом ругал кикимору, грязь, коряги, которые попадали под ноги и, Гудима, за то, что тот его сюда завел.
– Чувствуешь, уже по колено зашли. А дальше еще хуже будет. Это болото себя еще покажет, мы в нем еще искупаемся, - выдавал он пророчества.
– Мы еще хлебнем здесь мутной водички.
И как бы подтверждая его слова, недалеко от бредущих по болоту братьев, что-то крупное заворочалось на дне, взбаламутило воду, плеснуло так, что пошла волна, а брызги густо обдали лешаков, и не всплывая куда-то понеслось.
– Понял!? Еще неизвестно кто здесь под водой сидит, - продолжал нудеть Бурята, вытирая мокрое от брызг лицо.
– Хорошо если какой-нибудь болотник. С болотником мы управимся, а бывает и похуже. Ты посмотри, куда мы зашли. Деревьев уже не видно. Как выбираться отсюда будем? Мы этих мест не знаем. А здесь ни одной тропки, ни одной дорожки. Так и будем бродить, пока мхом не обрастем.
– Помолчал бы лучше, - посоветовал Гудим, - а то накаркаешь такое, что и верно нахлебаемся.
– Не надо было нам в болото лезть, - не умолкал братец.
– Да тихо ты!
– снова оборвал его Гудим.
– Засечет она нас.
– С чего бы это, - не согласился Бурята.
– Она уже далеко ушла.
– А ты прислушайся.
Лешие остановились и прислушались. Совсем близко, за стеной высокого камыша слышно было, как кто-то шлепает по воде. Братья притихли. Шлепки вскоре прекратились. Стало совсем тихо. Потом хрипловатый, но приятный женский голос негромко запел. Лешаки прислушались. Песня была не то, чтобы жалобная, но какая-то грустная. Женщина пела про ручей, который течет неведомо откуда и неведомо куда. Он много видел, много знает, но никому ничего не рассказывает...
– Кто поет?
– удивился Гудим.
Братья, стараясь не шуметь, подошли к камышам. У зарослей было глубоко, почти по пояс. Лешие осторожно выглянули. Впереди виднелся небольшой островок, густо заросший крупной ромашкой, голубыми колокольчиками и какими-то высокими красными цветами. На островке сидела кикимора. Она негромко напевала: перебирала цветы, и что-то делала с ними.
– Да она венок плетет!
– сообразил Бурята.
– Ну, дает бабка!
– Тоже скажешь!
– не поверил Гудим.
– Зачем кикиморе венок? Такого быть не может.
– Ты посмотри, посмотри!
Гудим присмотрелся - и правда, кикимора плела венок. Они наблюдали, как она подбирала цветы по размеру и цвету, и аккуратно вплетала их в небольшой яркий венок. Будет потом что рассказать: кикимора венки плетет! Все обалдеют!
Кикимора закончила плести, опустила венок в воду и сильно оттолкнула, так что он выплыл на середину небольшого озерца.
– Это она гадает!
– сообразил Бурята.
– Спрашивает у Мокоши про суженного! Сплошной отпад!
– Кикимора на суженого гадает, - Гудим тихонько хихикнул.
– Вот мы и явимся. Пусть выбирает. И попросим, чтобы подружку пригласила...
А Пелга посмотрела на покачивающийся в воде венок, что-то негромко сказала, подняла свою голубую сумку с красной каемкой, последний писк моды, перекинула лямку через лечо и снова побрела по воде.
– Да...
– проводил ее взглядом Бурята.
– Веночки плетет, на суженного гадает. Сдвинулась старушка.
– Думаешь, чокнулась?
– Конечно! Я все понял. Мы поэтому и вычислить не могли: она или не она. Места здесь тихие, работы у нее никакой, пугать некого, посплетничать не с кем. А это для таких древних старух очень важно. Старушки сплетнями живут, разговорами дышат. Чем больше старушка разговаривает, тем дольше она живет. А ей с кем разговаривать!? С лягушками? У нее мозги и сдвинулись, - Бурята повертел пальцем возле виска.
– Ей наверно в обед сто лет, а она по кочкам прыгает, березки ломает, разоряет муравейники, песенки поет, веночки плетет, на суженного гадает... У нее сдвиг по фазе. Это точно.
– Вполне может быть, - Гудим задумался.
– Дядя все толкует: "Не могла кикимора березку сломать, не могла..." А если она шизанутая? Психованная баба, такого шороха в лесу навести может... Теперь все сходится.
Обсудить эту мысль братья не успели, потому что кикимора встала и пошла в их сторону. Может быть, и не прямо на них, но должна была пройти где-то, совсем рядом.
Что оставалось делать лешакам? Стоять и лупать глазами перед чокнувшейся кикиморой, от которой не знаешь чего, и ожидать можно. А потом, если выберутся отсюда, лупать глазами перед дядей. И то не мед, и другое не мед. Оставалось одно - потихоньку опуститься в воду. И братья опустились. По самые уши. Только полголовы торчит, да нос, чтобы дышать. Даже глаза прикрыли, лишь бы не выдать себя. Прямо две кочки. Только бы кикимора на них не наступила.
Лягушки поддержали лешаков в трудную минуту. Некоторые считают, что лягушки ничего не соображают. Им бы лишь поесть и поквакать. Но лягушки только делают вид, что бестолковые. С бестолковых меньше спроса. Лягушки и живут, как хотят. А соображают они не хуже других. Cтаршая, вскочила на голову Гудима, устроилась там поудобней, и тут же поймала какую-то мошку. Проглотила, облизнулась и сидит, на кикимору ноль внимания, смотрит, кем бы еще поживиться, просит не мешать. Лягушонок вскарабкался на голову Буряты и уселся там, полностью подражая большой. Железная маскировка. Кикимора и прошлепала мимо братьев. Совсем рядом, можно было за пятку поймать и ухнуть погромче. Эх, она и вскинулась бы! Но лешаки, понятно, делать этого не стали. Как бы у старушки от такого -- инфаркт не случился. Тихо стояли, не шевелились.
Лягушка, на голове у Буряты, квакнула и нырнула в воду, вытянув вперед лапки, лягушонок последовал ее примеру. Братья осторожно поднялись. Кикимора уже скрылась за кустами. Впереди мелькали то серое платье, то белые ноги потом и их не стало видно.
– Пошли, что ли, - напомнил Гудим.
– Или ты боишься ее?
– Еще чего!
– обиделся Бурята.
– Никого я не боюсь, а эту старую развалину - тем более. Просто не нравится мне здесь, на болоте: сырость и грязь... Не люблю по болотам ходить. Но если надо, я с нее глаз не спущу.