Капризы женской любви

Леонидова Людмила

– Дальше Максим достал деньги, и Влад откупился от следователей. Они закрыли дело.

– А где Максим их взял?

Женщины переглянулись.

– Хорошо, что я была в отпуске, – пролепетала бухгалтер.

– А почему, собственно, ты ушла в отпуск? Он тебе еще не положен.

– Я за свой счет.

– Что-нибудь стряслось?

– Нет.

– Тогда я ничего не понимаю.

Бухгалтер была простая и откровенная женщина, никаких подвохов с ее стороны ждать не приходилось.

– Вы только ничего не подумайте, я не сама, это меня

Влад отправил. Сказал: «Столько людей мне пока не нужно, зарплату нечем платить. Пусть двое остаются. Я тебе позвоню, когда потребуешься». Позвонил, когда Максим деньги принес.

– Откуда Максим взял такую сумму?

– Они с мамой квартиру заложили, – в два голоса выдохнули сотрудницы.

– Что-о?

Женщины заплакали.

– И потом он его выгнал. Только я не выдержала и сказала Владу, что вам позвоню. – Бухгалтер знала мой телефон. Я оставила ей на всякий случай.

– Тогда он его на склад... да?

– Максим не хотел. Собрался уходить. Но мы его отговорили. Убедили, что вы вернетесь и все уладите. Он только из-за вас остался. Хорошо, что вы так быстро вернулись!

Обе женщины смотрели на меня с такой надеждой, словно я могла, как маг, в мгновение волшебной палочки поправить все, что натворил мой партнер. Он разрушил мой бизнес. Он обокрал человека, выгнал его из собственной квартиры. Господи, что думает обо мне мать Максима? Он разрушил и мою жизнь, заставив меня уехать, черт знает куда и зачем! А сейчас развлекается с женой моего отца! Если после разговора с Таней у меня оставались какие-то сомнения, то теперь я верила ей. Он мог уговорить Юлю так же, как уговорил меня. Раньше я знала, что он может изменить мне с какой-нибудь посторонней женщиной. Я знала, что это плохо. Очень плохо. Но плохо только одной мне. Все остальное, то, что он сделал с Максимом, с моим отцом, – это же подлость!

Мне стало так стыдно, что я не справилась ни с чем. Отец предупреждал: не путать личное и бизнес. Я не послушалась. Если бы мне увидеть Влада сейчас... Нет, я не хочу его видеть. Мне нужно действовать.

Лягушка, хлопая глазами, безоговорочно отдала мои ключи от машины. Вскочив в нее, я собралась нестись к Максиму на склад, но, подумав, с чем к нему приеду, резко развернула машину. К бабушке Василисе. Она была моей советчицей с раннего детства.

Василиса всплеснула руками:

– Девочка, я тебя сегодня видела во сне.

– Не поверишь, я тебя тоже, бабушка.

– Почему это не поверю, мы с тобой тянулись друг к другу. Девочка, ты правильно сделала, что вернулась. – Все они думали, что я поехала по делам. – На тебя так карта плохо ложилась. Мы с Лелей гадали.

– А где Леля?

– Леля улетела в Канны, представляешь!

– А я ей подарки привезла. И тебе тоже. – Раскрыв сумку с ворохом шмоток, я радовалась, что хоть кому-то могу доставить удовольствие.

Нацепив очки, бабушка стала рассматривать презенты.

– Это бы Леле пригодилось, – она выудила бархатный черный костюмчик, –

ей бы в самую пору. Жаль, вовремя не подоспел, она так горевала, что в Каннах не в чем на банкет заявиться.

Я обрадовалась и удивилась:

– Как это ей удалось?

– Она единственная, кого удалось отыскать из участников фильма Лиханова. Она ведь у нас, как ты говоришь, тусовочная.

Леля и в свои годы выглядела кокетливой. Крохотная, худенькая, она до сих пор заводила кавалеров, которые ее приглашали то в Дом кино, то еще куда-нибудь. Бывшая помрежа знаменитого Лиханова помнила всех актеров, что снимались в фильмах тех лет, она сыпала названиями картин, именами режиссеров, поставивших их.

– Один из старых приятелей похлопотал в Союзе кинематографистов, и на нее выделили квоту. Забронировали отель и купили билет. Улетела. Уже звонила мне из Канн. Уверяла, что фильм «Тридцать три богатыря» Лиханова получит первый приз. – Василиса чему-то улыбнулась.

– И тогда ей вручат «Золотую камеру»?

– И много денег, – грустно пошутила Василиса. – Только деньги достанутся наследникам, Леля говорит, у него дочь и внучка. Но я ей все равно пожелала успеха. «Лелечка, я буду за тебя болеть и за „Тридцать три богатыря“ – так я сказала ей на прощание.

Я смотрела на бабушку и думала о своем.

– Что ты грустная такая, Надежда? – Бабушка заглянула мне в глаза.

– Ничего, бабуль, все в порядке!

– Э-э нет. Стряслось то, что нельзя поправить? – Бабушка задала философский вопрос. Поправить! Первое, о чем я подумала после бабушкиных слов, так это о своей беременности. И фирму можно вытащить, и денег заработать, и Максима вернуть, и с Владом расстаться, а вот можно ли мне расстаться с тем, кто уже связан со мной, слышит мой голос и любит, как Таня покинувшую ее маму или как Катя своего отца-заключенного?

– Бабушка, я беременна. – Признание вырвалось у меня само.

Василиса села на стул и сложила руки на коленях.

– Девочка моя! – тихо сказала она. – Это все злой рок. Помнишь ту гадалку, что моей покойной маме нагадала: «Жить вам, всем девам, в одиночестве и бедности, пока не родится у вас мальчик».

– При чем тут гадалка? – в сердцах вырвалось у меня. – Кстати, у меня будет мальчик.

– Точно? – Бабушка чуть не подпрыгнула от радости.

– Точнее не бывает. Американцы в специальном медицинском центре установили.

Бабушка с недоверием качала головой.

– Да мне его на компьютере уже показали.

– Так это счастье какое! – обрадовалась Василиса. – Ты плясать должна! Наконец-то Бог смилостивился над нашим женским родом. А эти американцы ошибиться не могли?

– Нет. – В чем, в чем, а в этом я была уверена твердо.

– Деточка, тебе надо родить этого мальчика. Тогда у нас у всех жизнь поправится – и у мамы твоей, и у тебя. Мне-то уж старой все равно. Надо Леле сообщить. Она тоже будет счастлива. А ты и не думай, поезжай к Оле и расскажи.