Кара-курт
Шрифт:
— Надеюсь, товарищ полковник. Ситуация была настолько естественной, что и сам я пулю схлопотал.
— Лучше бы обходиться без этих хлопот, но бывает и так, — проронил полковник. — Ладно! — Артамонов хлопнул себя ладонями по коленкам. — Будем считать, что лиха беда — начало, а начало сделано. Спасибо, что не обманул надежд. Хорошо и то, что выручил женщин.
— Не все так думают, товарищ полковник, — усмехнувшись, сказал Самохин. — Готов дать голову на отсечение, Галиев будет писать на меня рапорт в особый отдел.
— Это почему же рапорт? — насторожился Артамонов.
— Не дал ему стрелять, подбил снизу винтовку, содействовал «предательству».
— Ну что ж, рапорты для того и пишут, чтобы их разбирать. Как-нибудь разберемся...
Пока продолжался этот разговор, костер был уже готов, Гамеза поджег сложенные в кучу веточки саксаула. Щепки вспыхнули, среди них весело заплясал едва заметный на свету огонек... К небу столбом поднялся дым.
— Вот теперь ладно. Теперь нас за двадцать километров будет видно, — сказал Артамонов.
— Товарищ полковник! Товарищ старший политрук, — донесся голос часового. — На дальних барханах вижу конный отряд! Кажется, наши!
Самохин хотел было подняться с кошмы, но полковник остановил его:
— Лежи, лежи, сам посмотрю, что там за отряд. Поднявшись на склон ближайшего бархана, он поднес бинокль к глазам, некоторое время внимательно осматривал горизонт, поворачиваясь во все стороны, потом застыл на одном месте.
Вернувшись к Самохину и Рыжакову, спокойно сказал: «Нашли кого-то Галиев с Амангельды. Сколько человек посылал? Одиннадцать? Возвращаются двенадцать. Амангельды гостя в седло посадил, коня в поводу ведет. Гость — в гражданском: халат, тельпек. Кони у вас тоже от ветра качаются, один двух седоков не везет. Потому, наверное, и добирались обратно так долго, что шагом шли».
Прошло еще не меньше получаса, пока старшина Галиев, опередив свою группу, подъехал к месту, где дожидались его полковник Артамонов и Рыжаков с Самохиным. Полковник распорядился немедленно отдать вернувшимся весь наличный запас воды, оставив раненым две фляги.
— Вольно, вольно, старшина, — остановил он собиравшегося рапортовать Галиева. — На вот попей сначала, два-три глотка — не больше. Кого хоть привезли-то?
Галиев бережно принял кружку с водой, медленно, маленькими глотками, выпил все до капли, передал кружку Белоусову.
— Товарищ полковник, — доложил он, — группа вернулась с рекогносцировки местности. Потерь нет, больных нет. В районе Дождь-ямы видели двух верховых, которые при нашем приближении скрылись. На рассвете задержали бывшего пограничника резервной заставы Дауганской комендатуры дезертира Оразгельдыева. Спал в барханах. Ни воды, ни пищи при нем не было.
Самохин едва узнал в исхудавшем темнолицем молодом туркмене, надевшем поверх военной формы халат и тельпек, того пограничника, который вычистил к его приезду Шайтана. Оразгельдыев едва держался на ногах, но выпил свою порцию воды словно бы нехотя. Если тогда, в конюшне, Андрея поразило мелькнувшее в его глазах отчаяние, то сейчас в невидящем взгляде новобранца он уловил потустороннюю отрешенность, полное безразличие к своей судьбе.
«За дезертирство в военное время — расстрел, в лучшем случае — штрафная рота, — подумал Андрей. — Оразгельдыева возьмут под стражу, дело передадут следственным органам, и, если он упрется, никто никогда не узнает, что же загнало этого туркменского парня в пустыню, так далеко от населенных пунктов, колодцев и караванных троп».
Андрей понял: еще мгновение, и будет поздно что-либо изменить в ходе событий. Полковник уже сдвинул грозно брови, в упор разглядывая дезертира.
— Вы ошиблись, старшина, — спокойно сказал Самохин. — Я посылал красноармейца Оразгельдыева, местного жителя, хорошо знающего Кара-Кумы, на поиски следов банды Аббаса-Кули. Развяжите ему руки.
Полковник быстро взглянул на Самохина, шумно вздохнул.
— Ну и ну, — тут же входя в роль, сказал Артамонов. — А я уж думал, что и вправду ЧП!
Андрей видел: некоторые бойцы смотрели на него с любопытством и удивлением. Сам Оразгельдыев, словно очнувшись, вскинул на Самохина испуганные глаза.
«А вот ты и попался, разлюбезный Ораз, — подумал Андрей. — По-русски-то ты, оказывается, прекрасно понимаешь». Его удивило, что во взгляде Оразгельдыева не было ни радости, ни оживления, только испуг.
Всего секунду длилась заминка, и мало кто ее заметил, но (Андрей это сразу понял) старшина Галиев не поверил ни ему, ни Оразгельдыеву, ни даже полковнику Артамонову. Галиев ничем не высказал своего неверия, но Андрей точно знал: старшину не убедило только что возникшее объяснение, почему Оразгельдыев оказался в пустыне. Видимо, понял состояние старшины и полковник Артамонов.
— А ведь на вас надеялись, товарищ Оразгельдыев, — сказал он назидательно. — Как же так? Вместо того чтобы следы искать, взял и сам заблудился? Вот тебе и отличник боевой подготовки! Поначалу-то дело у вас неплохо шло. Только начал служить — задержание, за несение наряда — благодарность...
Переминаясь с ноги на ногу перед полковником, опустив глаза, Оразгельдыев стоял все с тем же обреченным видом, словно не понимал, какую беду отвел от него Самохин. Но полковнику что-то надо было отвечать.
— Русски не понимай, — сказал Оразгельдыев и снова уставился глазами в землю.
— А-а, ладно! — полковник махнул рукой. — Иди отдыхай. Переводчик, где ты там? Растолкуй ему, что я сказал. А вас, товарищ старший политрук, попрошу, когда будете разбирать операцию, специально остановиться на ошибках молодого солдата. Старшина, дайте команду: кто еще может держаться на ногах, пусть окажут помощь вернувшимся из рекогносцировки. Приводите в порядок коней, готовьтесь к переходу.
— Есть готовиться к переходу, товарищ полковник! — отрапортовал Галиев и зычно крикнул: — Слушай мою команду!
Во всех движениях старшины подчеркнутая официальность. На старшего политрука Самохина Галиев старается не смотреть.
Когда возле полковника и Андрея никого не осталось, Аким Спиридонович опустился рядом с Самохиным на кошму, заговорил так тихо, что даже лежавший в забытьи под навесом из плащ-палатки капитан Рыжаков ничего не мог слышать.
— Ну, заварил ты кашу, Андрей Петрович!.. Смелых люблю, а ты прямо отчаянный. Представляю, как всполошится Овсянников да и ваш павлин преподобный Ястребилов! Овсянников на истории с Белухиным сгорел, из Красноводска его перевели на Дауган, вроде почетно, но с понижением в должности. А Ястребилову только дай повод. Галиев вон и тот, как хороший сыщик на горячем следу. А ты и меня втянул... Теперь хочешь — не хочешь будем вдвоем кашу расхлебывать...