Кара-курт
Шрифт:
— Да? — возразила Марийка. — А откуда же в нашей общественной формации берутся подобные типы?
Самохин, понимая, что Марийка говорит серьезно и шутливый тон неуместен, промолчал, придумывая, как ее успокоить. Свет от синей лампочки, освещавшей асфальтированную дорожку парка, почти не доходил сюда, под сень дерева. В лунном сиянии, серебристыми пятнами ложившемся на белый халат и бледное лицо Марийки, глаза ее казались черными. Самохину почему-то стало жаль ее. Он подумал: важно ли то, что сообщила Марийка? Что значат шашни какого-то Ястребилова, когда рушатся города, гибнут тысячи людей, враг все дальше продвигается на восток? И все-таки то, что сказала Маша, важно.
— Машенька, у меня к тебе большая просьба...
Она насторожилась.
— Найди сейчас мое обмундирование и принеси, — попросил Андрей. — Потом проводи к выходу так, чтобы дежурные няни нас не задержали. Раз уж есть приказ формировать группу медсестер, приказ должен быть выполнен. Все дело в том, кто и как будет его выполнять.
— Но я не имею права... И потом, вы же ранены, у вас постельный режим...
— Ну какой там режим! Ранение пустяковое, рука почти не болит. К утру мне обязательно надо быть в комендатуре. Есть одно дело, которое, кроме меня, никто не сделает. Если ты действительно хочешь мне в чем-то помочь, прошу тебя, принеси мне мое обмундирование и помоги выйти из госпиталя.
Марийка еще секунду подумала, затем согласилась:
— Хорошо, Андрей Петрович.
Спустя несколько минут она принесла неизвестно как добытое из кладовой обмундирование Андрея, а еще через четверть часа он уже ехал в кабине попутной машины в сторону Дауганской комендатуры.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ТЫСЯЧИ ЖИЗНЕЙ
ГЛАВА 1. НАКАНУНЕ
Шофер автороты согласился подвезти Самохина до самого места. — Все равно попадет, — распахнув дверцу машины, сказал он, — зато хорошего человека выручу. — Откуда вы взяли, что я хороший?
— А разве не видно? — отозвался шофер. — Старший политрук, пограничник, из госпиталя, наверняка с бандитами воевали. Кабы не ваши погранки, сколько б машин по тем кручам вверх колесами валялось!..
Забравшись в кабину, Андрей сел на горячее клеенчатое сиденье, не успел оглянуться, как затемненный город остался позади. Вскоре свернули на проселок. Минут через двадцать проехали знаменитый родник-озерцо, которым так гордился полковник Артамонов. Полуторка остановилась перед воротами комендатуры.
— Спасибо, браток!
— Будьте здоровы!
Самохин даже не успел спросить, как зовут этого славного парня. Развернувшись и поднимая за собой взвихрившуюся пыль, машина пропала в темноте.
Из ворот комендатуры вышел переводчик Сулейманов с повязкой дежурного на рукаве. Увидев Самохина, обрадованно воскликнул:
— Товарищ старший политрук! Как же вы так? А мы думали, скоро из госпиталя вас не отпустят!
— Честно говоря, удрал, — признался Андрей. — Рассказывайте, что у вас нового.
— Делегации принимаем, товарищ старший политрук, с подарками и благодарностями. Башлык колхоза Алла Назар арбу фруктов прислал, тюк верблюжьей шерсти, двух овечек. Из сельсовета тоже приходили. Вся родня нашего нового переводчика Варени' здесь была. Уж на что Сюргуль, можно сказать, пожилой человек, и та к каждой машине выбегает, все вас ждет.
— Наверное, догадалась, что я из госпиталя удеру, — пошутил Андрей, которому, честно говоря, приятно было все это слышать от Сулейманова. Оказывается, для всех местных жителей немало значило, что банды в песках теперь уже нет.
— Вас тут еще спрашивали, — начал было Сулейманов, но, кто именно спрашивал, сказать не успел: к воротам комендатуры — легка на помине — семенящей походкой спешила Сюргуль. Увидев Самохина, она радостно всплеснула руками, быстрым движением натянула на рот яшмак — специальный платок, которым туркменская женщина обязана по обычаю закрывать губы в присутствии мужчин, кланяясь в пояс, принялась что-то быстро и горячо говорить, жестами приглашая Самохина к себе в кибитку.
— Слушайте, Сулейманов, — сказал Самохин, — объясните, пожалуйста, нашей уважаемой Сюргуль, что я благодарен ей за приглашение, но, сами понимаете...
— Я, конечно, могу объяснить, товарищ старший политрук, — сказал Сулейманов, — но, если вы не зайдете к ней хотя бы на минуту, завтра об этом узнает весь аул. Многие отвернутся от Сюргуль. У нас, когда приглашают, не идут только к врагу...
— Что делать, на минуту придется зайти, — сказал Самохин, которого объяснения Сулейманова поставили в тупик. Вместе с тем его заинтересовала такая активность Сюргуль. — Но как я буду с нею разговаривать? При помощи жестов? Одной рукой?
— Я бы с вами пошел, товарищ старший политрук, — извиняющимся тоном сказал Сулейманов, — но дежурному не положено. А я вот вам сейчас нашего нового переводчика Вареню' пришлю!..
Пожав плечами, Самохин направился вслед за Сюргуль, не очень-то понимая, почему именно ей он так срочно понадобился.
Зная местные обычаи, Андрей, войдя в сени, снял сапоги и, оставшись в одних носках, откинул занавеску, переступил порог комнаты. Тут же он понял, что настойчивое желание Сюргуль видеть его у себя дома сегодня для него еще не самый главный сюрприз.
В комнате, видимо дожидаясь его, стояла закутанная до самых глаз женщина, которая, едва увидев Самохина, так же, как и Сюргуль, быстрым движением накинула на рот яшмак. С протяжным возгласом «О, арбаб!» она рухнула перед ним на колени, что-то быстро заговорила по-туркменски, затем склонилась ниц, прижавшись лбом к ковру, вытянув вперед руки.
Опешив, Андрей отступил на шаг назад.
— Что это? — вырвалось у него. — Слушайте, Сюргуль, скажите ей, пусть она встанет. В чем, собственно, дело?
Старуха, по-своему оценив его протест, замахала руками:
— Бо'лды, бо'лды, лечельник! Правильно! Пускай лежит. Она тебе спасибо! Много спасибо!..
Схватив здоровую руку Андрея двумя руками, Сюргуль бережно потрясла ее.
— Сейчас же встаньте, — сказал Андрей женщине, — или я уйду.
Женщина подняла голову и, все еще оставаясь на коленях, протянула к нему руки.