Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
На этом трагическом фоне был опубликован «Господин Фогт». Энгельс получил свой экземпляр 5 декабря и к большому удовольствию Маркса объявил книгу лучшей полемической работой, когда-либо написанной Карлом {128}. Действительно, книга получилась остроумной и смелой одновременно, весело отвечая на обвинения Фогта, Маркс представал в образе этакого Фальстафа, «остряка, охальника, жирного негодяя, шута и насмешника» {129}. Кроме того, это было увлекательное описание персонажей радикальной оппозиции первой половины XIX века, отчасти — автобиография самого Маркса, отчасти — сборник анекдотов вместо серьезной биографии тех, кто находился в центре революционного движения.
Возможно, опубликуй Маркс эту книгу в Германии сразу вслед за книгой Фогта, ему был бы оказан куда более теплый прием. Теперь он пытался выиграть на продажах. 41 проданный экземпляр в Лондоне, затем 80 экземпляров… Он даже вообразил, что дела идут настолько хорошо, что «Пеш [издатель] планирует второе издание» {130}. Однако ни о каком втором издании и речи быть не могло. Издатель стал банкротом, и в дополнение к расходам за первоначальную публикацию и судебным издержкам, которые достигли уже 100 фунтов, Марксу был предъявлен счет от типографии еще на 20 фунтов {131}.
Женни обвинила «ленивую, трусливую, продажную прессу» в том, что она приговорила «Господина Фогта» к упокоению на том же кладбище незаслуженно забытых работ Маркса. Сам же Маркс, возможно, ожидал такого результата, когда писал книгу. В предисловии он отметил: «Я заранее знаю, что те же проницательные и умные люди, которые с умным видом кивали в ответ на «разоблачения» Фогта, когда его стряпня впервые появилась на прилавках, теперь будут не в состоянии понять, почему я трачу время на опровержение его детской лжи; в то время как либеральные писаки, поторопившиеся подхватить брехню Фогта, закружились вокруг, словно коршуны, немецкая, швейцарская, французская и американская пресса теперь имеет возможность самостоятельно оценить выступление этого героя. Но не берите в голову!» {132}
История с Фогтом на короткое время всплыла из забвения в кругу Маркса в 1870 году, когда в архивах французского правительства были обнаружены записи, подтверждавшие слухи о том, что Фогт получил деньги от Наполеона, 40 тысяч франков, в 1859 году — том самом, в котором Маркс поделился этой сплетней с Энгельсом {133}. Однако это оправдание Маркса опоздает на десятилетие, да и появится в виде неприметной сноски. Для Маркса и Женни это станет лишь напоминанием о той далекой и жестокой борьбе, но к тому времени они переживут уже гораздо более разрушительные личные и профессиональные поражения.
28. Лондон, 1861
До сих пор я считал, что, следуя революционным курсом, все люди действительно решительного характера черпают силы из своих неудач и становятся тем более решительными, чем дольше они плывут в потоке истории.
Женни постепенно поправлялась, но болезнь изуродовала ее прекрасное лицо — теперь оно словно было покрыто багрово-фиолетовой маской воспаленной плоти {2}.
В канун Рождества {3} детям разрешили вернуться домой. Сочельник выдался необычно солнечным и сухим — такое в декабрьском Лондоне {4} бывало нечасто. Они ворвались в дом, чего не могли сделать несколько недель, и побежали вверх по лестнице, чтобы увидеться с матерью, — но радость обратилась в ужас, когда они увидели ее. Все трое разразились слезами. Женщина, сидевшая в комнате их матери, была неузнаваема. Женни признавалась в письме подруге, что перемены, произошедшие с ее внешностью, были поистине драматичны: «Еще 5 недель назад я выглядела не так уж и плохо на фоне моих цветущих юных девочек. Каким-то чудом волосы мои не поседели, зубы и фигура не стали хуже, я вполне неплохо сохранилась — но как же все изменилось теперь! На мой собственный взгляд, я напоминала носорога или гиппопотама, которому место в зоологическом саду, а не в рядах представителей кавказской расы» {5}.
Женни и Маркс оба гордились красотой Женни. Теперь все, что они так ценили, было уничтожено. Маркс писал Энгельсу: «Врач говорил, что в конце концов все пройдет, но потом шепотом добавил, что лицо моей жены, вероятнее всего, уже не будет гладким, как прежде» {6}.
Женни не была тщеславной кокеткой, но внешность свою ценила и придавала достаточно большое значение тому, как она выглядит. Ее слабость после болезни, усиленная тревогой за свою внешность, сделала ее психически неуравновешенной и нетерпеливой. Возвращение дочерей домой было омрачено психическими и физическими осложнениями ее болезни {7}.
Маркс в конце концов сдался перед стрессом, в котором он обвинял недели бессонных ночей и беспокойства за Женни. Долги семьи выросли благодаря делу Фогта и оспе Женни {8} (которая, по словам Маркса, стала поводом для такого счета от врача, что волосы вставали дыбом) {9}. Затем пришло уведомление из «Трибьюн», что Маркс написал на 19 статей больше, чем требовалось, и за них оплаты пока не будет, а новые статьи не понадобятся в ближайшие 6 недель {10}. Дальше — больше. Проект Новой Американской энциклопедии был приостановлен. Энгельс и Маркс дошли только до третьей буквы («С») {11}.
Эти решения не были связаны со скандалом вокруг Маркса (или были связаны лишь отчасти), просто американские газеты в тот период переключили все свое внимание на новости и события внутри страны. Авраам Линкольн только что был избран президентом, и южные штаты начали процесс отделения от Союза. Маркс и Энгельс приветствовали избрание Линкольна, а также волнения на Юге. В политическом смысле они видели преимущества в обоих случаях, но личному благосостоянию Маркса американская ситуация грозила полным крахом, лишая стабильного, хотя и небольшого дохода. Он писал Энгельсу: «Ты видишь, я мучаюсь, как Иов, только отнюдь не так богобоязнен» {12}.
12 января 1861 года после смерти Фридриха Вильгельма королем Вильгельмом I стал регент Вильгельм — и сразу издал указ об амнистии некоторых политических беженцев {13}. Формулировка была довольно расплывчатой. Некоторым беженцам разрешалось вернуться из Лондона, хотя для большинства двери домой оставались закрытыми, и над ними по-прежнему висела опасность судебного преследования и заключения. Маркс подозревал, что попадает во вторую категорию, но Лассаль в Берлине был уверен, что Марксу разрешат вернуться, и предложил возобновить выпуск «Neue Rheinische Zeitung» на деньги графини фон Хатцфельдт {14}. Сначала Маркс эту идею отверг, но, поскольку его ситуация неуклонно ухудшалась, вскоре стал подумывать о том, что иметь хорошо финансируемую газету в столице Пруссии было бы неплохо. Основным препятствием для него и Энгельса было как раз участие Лассаля, а также вопрос, разрешено ли будет Марксу вернуться в Пруссию {15}.
Если оставить эти сомнения в стороне, предложение Лассаля было единственным на горизонте Маркса, что могло бы дать ему хоть какие-то средства к существованию, и потому Маркс был в отчаянии.
Он сам себя хвалил «за изобретательность» в попытках предотвратить полный крах семьи — расписав четкий график платежей легиону своих кредиторов. Однако это было все, что он мог сделать, — перемешать все свои долги в кучу… и не иметь возможности их оплатить. Как это часто бывало, когда ситуация выходила из-под контроля, Маркс «сбежал» в научную работу. Он писал Энгельсу, что для развлечения читает «Гражданские войны Рима» Аппиана на древнегреческом и находит Спартака «отличным парнем», Помпея «настоящим дерьмом», а Цезаря «сознательным безумцем», допускавшим военные промахи, чтобы посрамить своих противников {16}. Товарищем и компаньоном Маркса в этом «бегстве» стала его младшая дочь Тусси. В этом месяце ей исполнилось 6 лет, и на день рождения Маркс подарил ей ее первую книгу, морскую сказку «Петер-Простак» {17}.