Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
31. Лондон, 1866
Но женщины, Боже милостивый, женщины! Что за печальная у них судьба!
Пренебрежение Маркса к деятельности Интернационала за время его болезни, а также попытки скрыться от коллег, чтобы завершить работу над книгой, дали его оппонентам в руки мощное оружие. И снова основные проблемы создавал Мадзини, на этот раз — под предлогом стремления минимизировать «германское» влияние в заявленной «международной» организации. Однако теперь у Маркса были верные соратники, готовые выступить на его защиту. Пятеро из них приехали в Мейтланд-Парк в начале марта. Трое были старинными друзьями семьи, двое — молодыми приезжими из Франции, ни один из них по-английски не говорил {2}.
После своих первых визитов в прошлом году Шарль Лонге и Поль Лафарг вновь приехали в Лондон, и на этот раз были приняты Марксом, как близкие друзья. Оба они укрепили свои революционные полномочия на родине — в условиях нарастающих беспорядков при правлении Наполеона.
Изменения, обрушившиеся на Францию при Наполеоне III были наиболее очевидны в Париже, где Наполеон и Жорж-Эжен Осман приступили к массовой перестройке города по новому проекту. С улиц исчезли маленькие лавчонки и магазинчики, уступив место большим универсальным магазинам — «Printemps», «Samaritaine» и «Bon Marche2»; узкие извилистые улицы рабочих районов были уничтожены — на их месте были разбиты широкие бульвары, вдоль которых стояли дома богачей, правительственные здания и храмы искусства.
Бедняков переселили, чтобы освободить место под строительство железных дорог и станций. План застройки был разработан так, чтобы позволить Наполеону сохранить узнаваемый архитектурный облик города — но одновременно и лишить мятежных парижан возможности эффективно использовать столь любимые ими баррикады. Широкие бульвары Османа давали преимущество правительственным силам в любом восстании — против рабочих могла встать настоящая стена военных, вооруженных смертоносной сталью. Даже их пушки могли бить теперь на прострел, вдоль бульваров, в самую толпу.
Тем не менее, как и любое преобразование, это тоже вызвало реакцию в обществе. Перестройка Парижа заставила взлететь цены за аренду до заоблачных высот, и теперь они были недоступны для большинства работающих мужчин и женщин, которые и так уже с трудом справлялись с ростом цен на продукты. И хотя новые транспортные системы дали им возможность селиться подальше от дорогого центра города, цены на проезд все равно были слишком высоки {3}. Недовольство распространялось в массах все шире, в 60-х годах причины возмущаться появились и у студентов; они начали агитацию против правительства. Лафарг и Лонге были среди них.
В октябре 1865 года в бельгийском Льеже состоялся Международный студенческий конгресс, на котором обсуждалась образовательная реформа. Лафарг и группа французских студентов решили использовать это мероприятие для проведения акции протеста против французского правительства {4}. Их прибытие напоминало приезд бродячего цирка в маленькую деревушку: они промаршировали через центр города, выкрикивая лозунги против Наполеона. Облик у них тоже был богемный — бороды, широкополые шляпы, заплечные мешки. Вместо французского флага Лафарг и его товарищи несли черное креповое знамя — символ того, как нация оплакивает свободы, растоптанные императором {5}.
Лафарг был еще слишком незрел и порывист; он был не в состоянии удержаться от широких и вызывающих жестов, когда у него появлялась такая возможность. Иногда казалось, что он действует бездумно, вообще не обращая внимания на возможные последствия своих действий. Он пытался сплотить французских студентов, осторожно наблюдающих за происходящим со стороны, задавая патетический вопрос: «Не лучше ли двигаться в том или ином направлении, чем оставаться безучастным наблюдателем?» — и убедил некоторых заменить патриотические трехцветные ленточки на лацканах сюртуков — на революционные красные. Ободренный этим успехом, он следующим поднялся на трибуну и объявил войну, но не Наполеону, а богу — заявив, что наука доказала его бесполезность, что бог на самом деле — дьявол, а любое имущество — это воровство {7}.
Привлекательный молодой человек с густыми каштановыми волосами, длинными усами и экзотическими миндалевидными глазами за один день — 27 и 28 октября — прошел путь от неизвестного студента до самого безрассудного радикала. Он внезапно оказался под наблюдением французского правительства. Став значительнее (по крайней мере, в своих собственных глазах), он встретил своего кумира Бланки, который также приехал в Льеж. Задолго до рождения Лафарга Бланки уже имел репутацию опасного и пламенного революционера. Теперь же Лафарг обнаружил перед собой маленького человечка 60 лет, с белоснежными волосами и бородой, с глубоко запавшими глазками; его руки, словно маленькие птички, вечно находились в движении, говорил он ласково и доброжелательно.
Бланки говорил о революции, увещевая два десятка студентов не слушать старших, включая даже его самого, если старшие предлагают действия или идеи, которые противоречат их убеждениям. Лафарг был буквально заворожен им, а затем признавался, что именно Бланки окончательно склонил его к революционной деятельности {8}.
В начале ноября Лафарг вернулся в Париж, а вскоре его курс медицины закончился, хотя и не по его воле: в декабре парижский Ученый совет собрался и проголосовал за исключение семи студентов, в том числе и Лафарга, за осквернение государственного флага и нарушение общественного порядка в Льеже. Студенческая оппозиция Парижа пришла в ярость, услышав это решение: французов наказывали за слова, сказанные за пределами Франции, и не существовало закона, определявшего этот поступок как преступление. Начались волнения. Студенты срывали занятия, в Латинском квартале произошли столкновения с полицией. В итоге 800 человек было арестовано. Две недели спустя, несмотря на гневные протесты, решение об исключении было подтверждено и оставлено в силе. Лафарг был исключен из Парижского университета без права восстановления, и в течение двух лет ему было запрещено поступать в любые другие университеты Франции {9}.
Отец Лафарга не желал, чтобы обучение сына было прервано, и потому отослал его в Лондон, где Лафарг должен был работать и учиться под руководством французского врача в госпитале Святого Варфоломея. В середине февраля Лафарг выехал в Лондон вместе с итальянцем Чезаре Орсини, братом Феличе Орсини, казненного в 1858 году за одно из самых громких преступлений десятилетия — попытку покушения на Наполеона III; Орсини бросил в императора бомбу, сам Наполеон не пострадал, но погибли 8 невинных человек {10}. Вряд ли отец Лафарга хотел именно такого человека в попутчики своему сыну, а еще меньше он хотел, чтобы Поль и в Лондоне продолжал свои радикальные занятия политикой. Однако уже через пару дней пребывания в Лондоне Лафарг и Орсини встретились с членами Интернационала, и Лафарг был принят в организацию.
6 марта {11} его членство было официально подтверждено, а 4 дня спустя, он принял участие в военном совете в доме Маркса.
Хроника революционной деятельности Лонге в период между февралем 1865 и весной 1866 года была короче. После его первого визита в Лондон в прошлом году «Ля Рив Гош» выпустила 17 номеров — и была закрыта. Лонге снова приговорили к тюремному заключению — на этот раз на 8 месяцев — однако он бежал из Франции прежде, чем его арестовали. Его дальнейшие скитания чем-то напоминали злоключения молодого Маркса. Он отправился в Бельгию — но был выслан. Пытался осесть во Франкфурте — и снова был выслан. В конце концов, как и бесчисленное количество изгнанников и беженцев до него, в конце 1865 года он оказался в Лондоне {12}. Здесь, 16 января 1866 года, он стал членом Центрального комитета Интернационала {13}.