Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
На фоне всех этих событий у Маркса снова началось обострение фурункулеза. Он писал Энгельсу, что «работает, как лошадь», чтобы завершить свою книгу — а для развлечения занимается решением дифференциальных уравнений {96} — но Женни одновременно сообщает, что ее муж мучается от боли и почти не спит уже две недели. Она подозревала, что обострение провоцировали многие события — необходимость работать, ситуация в Америке и — снова! — финансовые трудности {97}.
В июле 1865 года Маркс признается Энгельсу, что все деньги, которые он получил в наследство от матери и Люпуса, потрачены.
«Вот уже два месяца, как я живу исключительно ломбардом, и меня осаждают все более частыми и с каждым днем все более невыносимыми требованиями».
Новость о наследстве быстро распространилась сред всех его кредиторов, начиная с Кельна, а его сегодняшние долги и обстановка дома стоили умопомрачительную сумму в 50 фунтов.
«Уверяю тебя, что я лучше дал бы себе отсечь большой палец, чем написать тебе это письмо. Мысль, что полжизни находишься в зависимости, может довести прямо до отчаяния. Единственно, что меня при этом поддерживает, это сознание того, что мы оба ведем дело на компанейских началах, причем я отдаю свое время теоретической и партийной стороне дела. Я, правда, занимаю квартиру слишком дорогую для моих возможностей, да и, кроме того, мы этот год жили лучше, чем когда-либо. Но это единственный способ дать детям возможность поддерживать такие связи и отношения, которые могли бы обеспечить их будущее, не говоря уж о всем том, что они выстрадали и за что они хоть короткое время были вознаграждены. Я думаю, ты сам будешь того мнения, что даже просто с коммерческой точки зрения теперь был бы неуместен чисто пролетарский образ жизни, который был бы вполне хорош, если бы мы с женой были одни или если бы девочки были мальчиками».
Судя по всему, Маркс был настроен на полную откровенность, так как в том же письме он честно описывает, в каком состоянии находится его «Капитал»:
«Осталось написать еще три главы, чтобы закончить теоретическую часть (первые 3 книги). Затем еще нужно написать 4-ю книгу, историко-литературную..»
И снова отсрочка:
«Я не могу решиться что-нибудь отослать, пока все в целом не будет лежать передо мной. Какие бы ни были недостатки в моих сочинениях, у них есть то достоинство, что они представляют собой художественное целое; а этого можно достигнуть только при моем методе — не отдавать их в печать, пока они не будут лежать передо мной целиком». {98} [55]
55
Русский перевод дан по: К. Маркс, Ф. Энгельс, Сочинения, Т. 31.
Для того, чтобы его оставили в покое и дали поработать над книгой, говорит Маркс, он солгал членам Интернационала, сказав, что уехал из города. В то лето в Лондоне было адски жарко. Маркс рассказывал Энгельсу, что на протяжении трех месяцев его рвало каждый день; из-за жары он работал с открытым окном, и теперь у него ревматизм в правой руке и плече {99}. Тем не менее, он обещает не жалеть усилий для полного завершения «Капитала»: «Эта книга стала для меня ночным кошмаром». {100}
Энгельс соглашается с ним: «В день, когда ты отошлешь рукопись, я напьюсь до ризоположения!» {101}
Однако момент уже упущен, и с каждым днем перспективы завершения работы над «Капиталом» выглядят все более зыбкими. В августе у Маркса проблемы с «желчью», на улице жара — он не может работать {102}. Через неделю он объявляет, что простужен и «вынужден заниматься тем, что не относится к делу, в том числе астрономией». {103} Между тем, больна и Лаура, Тусси подхватила корь, Женни сломала два передних нижних зуба и в конечном итоге должна вставлять четыре коронки; у Женнихен дифтерия, а Эдгар понемногу приходит в себя и уничтожает все съестные припасы.
Маркс жаловался, что Эдгар думает только о желудке — и все его желания, даже половое влечение, трансформировались в одно: желание наесться {104}. В довершение всего, коллеги по Интернационалу выясняют, что Маркс никуда из Лондона не уезжал и избегал их намеренно. Организация начинает настаивать на его возвращении к политической работе {105}.
К середине января 1866 года Марксом написано 12 сотен страниц, и он говорит, что работает по 12 часов в день, переписывая рукопись набело, потому что Мейснер уже ворчит по поводу задержки; Маркс надеется, что сможет отправить рукопись в марте {106}.
Лондон засыпан снегом {107}, а Маркс сидит возле горящего камина и переписывает начисто свою книгу, оттачивая стиль, или, как он сам говорит, «начисто моет новорожденного после долгих и мучительных родов» {108}. Однако затем у него появляется крупный карбункул, вслед за ним — еще целая россыпь, причем характер расположения таков, что писать, сидя за столом, Маркс не может, а от боли и действия лекарств плохо соображает. Доктора винят во всем чрезмерную работу в ночное время, но Маркс говорит, что она неизбежна, учитывая то, чем ему приходится заниматься днем {109}.
В середине февраля Маркс настолько теряет почву под ногами, что считает книгу больше не готовой к публикации. Он пишет Энгельсу, что нашел сведения о новых разработках в области агрохимии в Германии и Франции, и их надо принять во внимание; кроме того, появилась новая информация о налогах на наследство, применяемых к арендованной земле, по сравнению с тем, что он изучал раньше; наконец, новая информация о Японии, которую он обязан изучить по путеводителям. Маркс пишет, что не может отправить рукопись Мейснеру, пока досконально не изучит все эти материалы {110}.
По рекомендации немецкого доктора Маркс начинает курс лечения мышьяком, принимая микроскопические дозы яда три раза в день. Женни рассказывала в письме подруге, что Маркс очень плохо и мало спит, а если спит — то бредит и во сне говорит «о разных главах, которые так и кружатся в его мозгу». {111}
Женни и Энгельс на протяжении многих лет наблюдали подобные физические кризисы Карла, и наиболее серьезные всегда совпадали со сроками сдачи работы. Однако в первые месяцы 1866 года его физическое состояние внушало самое большое опасение, с чем они когда-либо сталкивались. Обычно Энгельс всегда подталкивал и поощрял своего друга к работе, но теперь он пишет, что Марксу нужно остановиться и заняться собственным здоровьем, даже если это отодвинет завершение «Капитала» на несколько месяцев {112}. Он настаивает, чтобы Маркс отправился на лечение к морю.
«Окажи мне и своей семье любезность, займись собой! Что станет со всем нашим движением, если с тобой что-то случится? А если ты будешь продолжать в том же духе — случится непременно!» {113}
Маркс согласился поехать на побережье в марте. Однако перед отъездом ему пришлось собрать все силы в кулак и провести у себя дома «военный совет» {114}. Французская секция Интернационала взбунтовалась и была близка к тому, чтобы поднять мятеж «против отсутствующего тирана» — Маркса {115}.