Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
34. Лондон, 1869
Люди мелки, партии слепы, методы их либо жестоки, либо неграмотны, однако из всей этой кутерьмы становится ясно, что политическая, социальная революция — неизбежна.
В 1869 году Интернационалу было уже более 4 лет, и с момента своего создания он вырос в обширную и многочисленную организацию. Он имел отделения в 9 странах, в его распоряжении находились многочисленные газеты, каждый год проходили всеобщие конгрессы. Однако Генеральный совет Интернационала, базирующийся в Лондоне, страдал от внутренних конфликтов почти с самого начала. Каждая делегация в Совете была втянута в свои внутренние диспуты, а между представителями различных делегаций то и дело проскальзывали обвинения, основанные на национальных предрассудках — у немцев слишком много власти, итальянцы интригуют, чтобы взять группу под свой контроль, французы вошли в организацию на волне братоубийственной войны и обречены на поражение, англичане готовы принести рабочий класс в жертву интересам мейнстрима и победе на выборах…
Маркс официально являлся всего лишь секретарем-корреспондентом от Германии, однако на самом деле безоговорочно признавался мозгом Интернационала, его сердцем и идейным вдохновителем. Он утихомиривал мелкие дрязги, действуя «из-за кулис», когда это было возможно, или ведя открытую полемику, когда дипломатические методы не помогали. Его политика была всегда направлена на то, чтобы сохранить целостность организации и дать ей выжить — даже если ради этого требовалось принести в жертву отдельных ее членов.
Явное доминирование Маркса в Интернационале его критики называли тиранией, а некоторые пытались создать оппозиционные ему фракции. Видные демократы — Виктор Гюго, Луи Блан, Джон Стюарт Милль и Джузеппе Гарибальди — в 1867 году создали Лигу мира и свободы. В эту буржуазную пацифистскую организацию входили представители благородных сословий и знати, надеявшиеся привлечь пролетариат, но не видевшие реальной, «рабочей» программы {2}. На периферии этой группы оказался и Бакунин. Он выступал на первом заседании, и хотя в этом выступлении было мало смысла и еще меньше содержания, толпу собравшихся он завел так, что один из наблюдателей пишет: «Если бы он попросил слушающих перерезать друг другу горло, они бы с восторгом согласились» {3}.
Однако Бакунин нашел Лигу слишком ручной и скучной, и потому присоединился к Интернационалу в Женеве с целью захватить эту организацию {4}. Как и Маркс, он, казалось, был не в состоянии оставаться рядовым членом группы, он должен был быть лидером, хотя и настаивал, что не хочет работать в ней. Таким образом, он делал вид, что лоялен, а на самом деле усиленно сколачивал тайную фракцию, чтобы вырвать контроль над Интернационалом из рук Маркса.
Это был приз, за который стоило побороться. Численность Интернационала выросла, благодаря нескольким успешно проведенным им забастовочным мероприятиям. Забастовки последовали за кризисом 1866 года, затронувшим железные дороги, фабрики и угольную промышленность — в самом центре промышленной Европы. Заработная плата была урезана, объем продукции сократился, сократился и рабочий день, оставив мужчин и женщин без заработка и поддержки {5}. В ответ на это Интернационал выделил помощь из забастовочных фондов, усилил пропаганду и, что еще более важно, организовал рабочих, чтобы они не допустили привлечения руководством предприятий дешевой рабочей силы из других стран — что могло сломать хребет забастовки. На самом деле Интернационал был достаточно ограничен в средствах (в 1869 году поступления в организацию составляли всего около 50 фунтов) {6}, а количество членов, способных координировать действия рабочих, было незначительным. Однако Маркс вполне заслуженно хвастался: одного упоминания, намека на участие I Интернационала в организации забастовки было достаточно, чтобы хозяева предприятий согласились сесть за стол переговоров {7}.
Правительства европейских стран терпели Интернационал в качестве рабочей организации до тех пор, пока он не продемонстрировал свои политические взгляды, осудив казнь фениев в Манчестере и собрав митинги в поддержку Ирландии — действия, вполне ожидаемо вызвавшие ярость английского правительства {8}. Когда парижское отделение Интернационала присоединилось к этим действиям, французские службы безопасности нагрянули на квартиры, в дома и офисы членов группы, немедленно найдя достаточно доказательств для заключения под стражу двух десятков человек — за принадлежность к тайной и нелегальной организации {9}. Маркс писал Энгельсу, что Наполеон не столько волнуется за поддержку Интернационалом ирландцев, сколько пытается оказать любезность Англии (или, как он красочно выразился, «подобострастно вылизать задницу английскому правительству» {10}). Тем не менее, французские события обострились летом 1868 года, когда на заседании французского отделения в Брюсселе — которое Маркс называл сборищем «сутенеров и отребья» — Наполеон был приговорен к смерти на импровизированном суде. От имени лондонского Совета Маркс публично осудил действия филиала, однако оскорбление не было забыто, и подозрения в отношении Интернационала росли {11}.
Это, разумеется, была та самая Франция, куда переехали Лаура и Поль. Осенью 1868 года они поселились в апартаментах на оживленной улице Сен-Жермен, всего в квартале от медицинской школы. Лафарг приехал в Париж с намерением сдать французские экзамены по медицине, однако казалось, что политика интересует его куда больше, чем учеба: он немедленно примкнул к местному отделению Интернационала и возобновил старые связи с бланкистами, с которыми познакомился еще два года назад. С момента возвращения Лафарга в Париж он находился под наблюдением полиции (полицейский агент оставил его описание: выглядит на 45 лет, старше своих 26, рост выше среднего, темнокожий, светло-каштановые волосы. Агент также отмечал, что Лафарг выглядел очень элегантно.) {12}
Французские чиновники от образования — возможно, по политическим причинам — не признавали английскую медицинскую степень, полученную Лафаргом, и потребовали, чтобы он сдал 5 экзаменов, а не 2–3, как он ожидал, чтобы получить право на медицинскую практику во Франции {13}. Поскольку он хотел сдавать эти экзамены в Париже, ему требовалось разрешение министра образования, а также научного совета, поскольку ранее он был исключен из Парижского университета. Этот орган не собирался заседать до 14 декабря, так что у Лафарга было достаточно времени, чтобы окончательно утратить интерес к медицине и полностью погрузиться в дела Интернационала.
В ноябре был выпущен из тюрьмы Лонге; он вернулся в свою квартиру в Латинском квартале и занялся, по свидетельству Лауры, курением и игрой в домино {15}. Лауру и Лафарга навещали старые друзья Маркса по 1848 году и нынешние, по Интернационалу — они поднимались по крутым ступенькам на пятый этаж дома Лафаргов, к дверям меблированной квартиры, горько жалуясь на тяжелый подъем {16}.
В конце декабря, слово в подтверждение окончательного разрыва Поля с медициной, Лафарги переехали подальше от медицинской школы, на Левый берег, в квартиру на рю де Шерше-Миди. Улица кипела истинно парижской жизнью (магазины ломились от хлеба, овощей и сыров; прачечные едко пахли отбеливателем, прачки болтали; дым сигар и аромат кофе вырывались из открытых дверей многочисленных кафе). Маленькую квартирку нельзя было назвать шикарной, но Лаура говорила, что она обставлена в ее любимом богемном стиле — и готовилась к мирной семейной жизни в ее стенах {17}. Посреди хлопот с переездом, однако, Лафарги совершили крайне неприятное открытие: за ними следят.
Пока они не знали, насколько велик интерес полиции, Лаура попросила Женнихен писать ей на имя «мадам Санти», родственницы Поля, помогавшей Лауре. Сама она, в свою очередь, подписывалась именем Ленхен {18}. Вскоре подозрения подтвердились и меры предосторожности оправдали себя. Марксу написал один из товарищей по Интернационалу: он рассказал, что был у Лафаргов, однако не видел Лауру. Маркс заподозрил, что с дочерью что-то неладное, и решил сам отправиться в Париж {19} (он не знал, что за пару недель до родов Лаура упала и потому все еще лежала в постели.) {20}
Маркса беспокоило то, что во Франции он был теперь еще более нежелательным гостем, поскольку его работа «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» — история заговора и переворота Наполеона III — вышла уже во втором издании; поэтому он предупредил Лафарга: «Не упоминайте в письмах о моем секретном плане!» {21} Однако через неделю в доме Лафаргов появился незнакомец, сообщивший, что если мсье Маркс уже приехал, то им надо поговорить. Маркс и Лафарги решили, что это полицейский агент, и что их почту регулярно вскрывают и досматривают {22}.