Карлики-великаны

Лукьянов Алексей

Сууркисат с Тургением переглянулись.

– Осторозно, моя масына едет вперед, – и оскорбительно заржали.

Эм-Си побагровел.

– Вы арестованы за террористическую деятельность, – уже без акцента отчеканил он. – Вы опорочили имя и должность Большого Папы, читали несанкционированные известия и оказали сопротивление властям. Об оскорблении меня при исполнении я умолчу – этот вопрос мы еще провентилируем, в частном порядке…

– Протестую, – заявил Тургений. – Новости санкционированы Большим

Папой,

никого я не оскорблял… то есть мы не оскорбляли… И последнее

– я читал с листа, присланного по факсу лично Вальдемаром Некрасовичем.

– Что? – округлил глаза Эм-Си. Оперативники при этом подтянулись и отдали честь портрету Папы, висящему на стене. Новичка поставили на ноги и приставили безвольную руку к козырьку.

– Вот, почитайте, – и Мумукин протянул Кафке страницу с известиями.

Эм-Си машинально взял в руки улику и непонимающим взглядом уставился в текст.

– По-моему, ты совершил крупную ошибку, перевернув лист вниз головой, – прошептал Сууркисат.

– Покажи мне хоть одного чурека, который умел бы читать, и я съем какашки, – так же тихо ответил Тургений.

– Ничего не понимаю… – возмущенно фыркнул Кафка, трепля бумагу в руках, потом перевернул лист… – А, вот теперь понятно.

Быстро пробежав глазами по тексту, главный котовец в недоумении уставился на арестованных:

– Это же позавчерашние известия.

– По-моему, ты съешь какашки, – заметил Трефаил.

– Мне тоже так кажется, – покраснел Мумукин. – Никогда больше не буду шовинистом. Драпаем.

Минуты две прошло, а котовцы никак не могли понять, куда побежали арестованные.

– Кхым… Мнэ… – прочистил горло Лиффчинг. – Вы… как бы это помягче сказать… догонять их будете, или пусть бегут?

Безумный взгляд Кафки уперся в переносицу редактора.

– Что?

– Я… кхым… вы их будете ловить?

– Кого?

– Ну… этих… Диверсантов.

До Кафки дошло, что арестованные просто-напросто сбежали. Постепенно это поняла и опергруппа. Кроме новичка, пребывавшего в нокауте.

– Остолопы! – заверещал Кафка. – Догнать! Сиктым на кутак!

Карабулдык чикалдык! Аглы!

Котовцы загрохотали коваными каблуками в направлении пожарной лестницы.

– Стучать будешь? – Кафка посмотрел на Худойназара.

– Лично вам.

– Молодца.

На первом этаже, представ пред светлые очи дежурного, беглецы притормозили.

Пожалуй, впервые в жизни стражу давался шанс отличиться и продвинуться по службе. Он понял, что каким-то образом террористам удалось избежать встречи с опергруппой, и решил выполнить всю работу сам.

– Сдаюсь. – Трефаил поднял руки, но движения не прервал, а даже ускорился.

– И я сдаюсь, – повторил маневр Тургений.

Котовец ласково улыбнулся, но расслабился он зря. Сууркисат подошел к охраннику на расстояние поцелуя и двинул коленом в самое незащищенное место. Не ожидавший такой подлости страж захныкал, выронил УЗИ из слабеющих рук, устремленных если не защитить, то хотя бы пожалеть уязвленный орган. Тургений подхватил оружие на лету, с особым цинизмом отдавил охраннику обе ноги поочередно и таинственно шепнул:

– Я тебе сейчас глаз высосу.

Глаза дежурного закатились, и он упал в обморок.

Первое, что увидели беглецы на улице, – “Шибейя” Эм-Си Кафки.

– Клевая тачка, – позавидовал Тургений. – Бешеных бабок стоит.

– Знаешь, чья? – Трефаил устремился к машине и решительно открыл дверь. – Моя.

Упрашивать не пришлось – Тургений нырнул внутрь и стал баловаться рулем.

– Кыш, я поведу. – Сууркисат сел за руль.

– А ты умеешь? – Мумукин опасливо покосился на друга, пока тот разглядывал приборную доску и искал зажигание.

– Ложись! – Трефаил накрыл собой тело Тургения: из здания выскочили котовцы.

– А нас здесь не будут искать? – просипел Мумукин. – Ой, кнопочка какая-то…

Машина взревела и рывками поехала вперед, выстреливая облачка черного дыма. Сууркисат выпрямился и посмотрел на дорогу, Тургений тоже поднял голову.

– Дави, дави их, еппона мама! – радостно завопил он, увидев, как котовцы бросились врассыпную.

– Не оказывай на меня морального давления! – огрызнулся Сууркисат.

Он вращал руль, крутил все рукоятки подряд, пытаясь добиться стабильной работы парового двигателя. Наконец поршни заработали чаще и ритмичнее, дым повалил столбом, машина поехала ровнее.

– Поехали! – завопил Тургений так, будто сам сидел за рулем. – Тормози.

Сууркисат утопил педаль тормоза: проезжая часть разверзлась перед ними всей своей безысходной непроходимостью и напоминала кипучую стремнину горной реки. Попасть в это течение означало верную смерть.

Мумукин посмотрел в зеркало заднего вида. Котовцы уже пришли в себя, мало того – на улицу выскочил хозяин паровика.

– Моя твоя кушать! Ритуально! – бесновался он на крылечке небоскреба, обрушивая на своих подчиненных потоки сановной ненависти.

Оперативники приходили в себя медленно, но и до них дошло, что паровик их шефа захвачен террористами.

– Твоя слушать моя! – крикнул Кафке Сууркисат. – Моя брать заложник.

– Какого еще заложника? – опешил Эм-Си.

– Твою машину.

Кафка вновь впал в ступор.

– А на фиг нам его машина? – шепотом спросил Тургений.

– Ты что – глухой? – разозлился Трефаил. – Я только что сказал – в заложники.

– А ему она на фиг?

Эм-Си приказал:

– Взять их!

Все-таки исполнительность у котовцев была на высоте. Издав воинственное “УРА” (Уроем Растлителей Архипелага), они ринулись на штурм паровика, даром что тот стоял без движения, только взбрыкивая задними колесами.