Карнавал
Шрифт:
Одноклеточная промолчала.
– Это плата за операцию, за резекцию желудка, – сказал Лист.
– Но ведь мы лечим бесплатно?
– Конечно, мы лечим бесплатно, но когда нужно вылечить, то без денег не обойтись. В данном случае есть возможность вылечить этого человека. Вы получите деньги за услугу.
– А если мне не дадут деньги?
– Тогда я не буду делать операцию.
– Как, вы ее еще не сделали, да?
– Нет, я ее сделаю, если получу четыре миллиона. По правде говоря, операцию нужно было сделать еще неделю назад, но у той женщины не было денег.
– Но это же против закона.
– А вы хотите, чтобы я оперировал бесплатно?
– А разве вам мало платят?
– Мне платят за присутствие на рабочем месте, – сказал Лист, – за все остальное – доплачивают. К сожалению, закон это запрещает. Но если бы я согласился оперировать бесплатно, то меня бы посадили в тюрьму за взятки.
– Почему?
– Потому что, если бы я оперировал бесплатно, все остальные оказались бы взяточниками. А просто взяточником быть никому не хочется. Ко мне бы прислали комиссию, которая бы поймала меня на взятке, даже если взятки не было. Или поймали бы на выполнении какой-нибудь невыполнимой инструкции. Такие инструкции пишут специально для того, чтобы поймать любого, когда будет нужно. А пока я беру деньги, я не взяточник.
– А как это называется?
– Никак. А цена устанавливается в зависимости от качества услуги.
– Но ведь это же почти мафия?
– Господи, – взмолился Лист, – почему вам нужно все объяснять, как ребенку? Если бы я был знахарем на необитаемом острове и ко мне приплывали пироги с ранеными и увечными, я бы еще мог выбирать, брать мне плату или нет. Но я не один. Я член огромной организации, которая живет по своим законам. Это вы у нас – одноклеточная, поэтому можете позволить себе все. Я же – клеточка в могучем организме, и этот организм должен питаться и питать каждую свою клетку. А питание можно получить только извне. В этом организме есть все системы – и нервная, и кровеносная, и другие, хотя организован он пока примитивно. Но это живой организм, и если каждая клетка решит проявлять собственную волю, то…
– То организм погибнет?
– То клетка будет отторгнута и уничтожена.
– Я никогда не смотрела на вещи с этой стороны, – призналась Одноклеточная.
– Ваша фамилия вам вполне подходит, – сказал Лист, – а теперь пойдите и получите деньги.
Одноклеточная вспомнила о невыполненном до сих пор поручении и ей стало очень стыдно.
– У вас что, корь? – спросил Лист. – Нет? Тогда не краснейте пятнами.
– У меня к вам одно деликатное поручение, – сказала Одноклеточная, – они велели передать, что заплатят зелененькими.
С минуту Лист молчал.
– Вот уж не думал, что вы с ними связаны, – сказал он, – кто угодно, но только не вы. Правда, у меня был следователь, он очень подробно расспрашивал о вас, именно о вас, но я сказал, что такого не может быть.
– Спасибо.
– Так вот, передайте им, что я не соглашусь ни за что.
– На что вы не согласитесь?
– Вы не в курсе?
– Нет.
– А, – расслабился Лист, – ничего особенного, просто одна необычная операция. Я бы мог это сделать, но у меня есть свои моральные принципы. Я не собираюсь помогать бандитам ни за какие деньги. Это несовместимо со званием врача.
Он хотел добавить еще что-нибудь, но почувствовал, что заврался.
– Знаете, они опасные люди, – сказала Одноклеточная, – однажды они при мне убили человека, который им не угодил.
– Вы мне угрожаете?
– Нет, я на вашей стороне.
– А как они его убили?
– Ногами.
– Тогда можете им передать, что я подумаю, – сказал Лист. – А теперь идите.
В названной ей комнате третьего этажа Одноклеточная нашла уже знакомую ей женщину – ту, которая ехала в метро, не слыша ничего, кроме собственной печальной мелодии. Лицо женщины было очень спокойным, но заплаканным – к ее губам скатилась слезинка; она спокойно промокнула слезинку платком, но не попала, промокнула еще раз. Ее лицо было бледно и неподвижно, как лицо античной статуи. Одноклеточная подумала о смерти; она сразу представила картину: женщина в черном платке стоит с охапкой цветов и роняет цветы на асфальт; проходит похоронная процессия и давит, топчет цветы ногами; за процессией бежит собачонка и принюхивается к растоптанным цветам; женщина прогоняет собачонку и поднимает один из цветков; смотрит на него и ничего не хочет понять…
– У меня нет этих денег, – сказала женщина.
Одноклеточная молчала. Она ощутила, что ее глаза тоже наполняются слезами. Но сочувствие было только внешним, она огорчилась, что не может посочувствовать по-настоящему.
– У меня нет этих денег, – повторила женщина. – Даже если я продам все, что у меня есть, не хватит денег на лекарства. Я бы смогла отдать все, но мне нечего отдавать. Скажите, что мне делать?
Она так резко подняла глаза, что Одноклеточная вздрогнула.
– Вам так обязательно нужна эта операция? – Одноклеточная задала предельно глупый вопрос.
– Это мой сын, – сказала женщина, – но я ничего не могу сделать. Еще несколько дней и будет поздно.
– Сколько денег вам не хватает? – спросила Одноклеточная.
– Я не могу достать еще два миллиона. Я все потратила на лекарства.
– Но у меня тоже нет таких денег, – сказала Одноклеточная, – это моя плата за полгода.
– А разве вы могли бы мне помочь?
– Все, что в моих силах. Нет ничего дороже человеческой жизни.
Женщина снова резко взглянула на нее.
– Почему-то ваше лицо мне знакомо, – сказала женщина, – мы не встречались раньше?
– Мы вместе ехали в метро.
Женщина смотрела внимательно.
– Расстегните пуговицу халата, – сказала она.
Одноклеточная расстегнула.
– У вас на шее цепочка, – сказала женщина, – она стоит не меньше четырех миллионов. Вы мне лжете, как и все остальные, – у вас полно денег.
– Четыре миллиона? – искренне удивилась Одноклеточная. – А я всегда думала, что цепочка фальшивая. Но у меня ничего нет, кроме этой цепочки.
– Поверьте мне, – сказала женщина, – я когда-то продавала женские украшения. Четыре миллиона. Не так уж много, но за это можно купить целую человеческую жизнь. И можно потерять жизнь – не носите эту цепочку, когда-нибудь вас убьют из-за нее.
– Убьют?
– Да, на любой улице, в любом коридоре.
За окном послышались крики. Одноклеточная повернула голову и на мгновение вся погрузилась в колыхание берез. Сорока вертелась на ветке и подставляла хвост солнцу. Хвост вспыхивал ярко-зеленым блеском, как у павлина. Кто-то за окном крикнул снова.
– Мне нужно подумать, – сказала Одноклеточная и подошла к окну.
Под окном стояла небольшая толпа больных, все разной степени пьяности. Некоторые держались за руки, чтобы не упасть. Среди них были две женщины. Они заметили Одноклеточную и стали махать руками. Одноклеточная смутилась и решила отойти от окна не сразу. Один из мужчин сделал неприличный жест. Вся компания засмеялась.