Картина без Иосифа
Шрифт:
— Томми, милый, ты в самом деле умеешь готовить. Надо подумать. Может, я и оставлю тебя при себе.
— Эти слова согрели мое сердце. — Он прищурился, глядя на листовку. — «Стиль унисекс, — прочел он. — Скидки. Спросить Шейлу».
— Янапапулис, — добавила Хелен. — Что ты положил в яичницу? Она замечательная.
— Шейла Янапапулис?
— Она самая. Должна оказаться той самой Янапапулис, которую мы ищем, Томми. Таких совпадений не бывает. Согласен? — Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Кстати, я беседовала по телефону с ее сыном. Он сказал, чтобы я позвонила
Линли улыбнулся:
— Ты чудо.
— А ты прекрасный повар. Эх, жалко, тебя не было тут вчера утром, ты бы приготовил папе завтрак.
Он отложил листок и вернулся к яичнице.
— Это всегда можно исправить, — небрежно заявил он.
— Пожалуй. — Она подлила молока в кофе и добавила ложечку сахара. — Может, ты еще умеешь пылесосить ковры и мыть окна?
— Давай попробую.
— Царь небесный, я могла бы в самом деле выиграть от такой сделки.
— Тогда в чем дело?
— Что?
— Сделка.
— Томми, ты абсолютно бессовестный.
Глава 26
Хотя сын Шейлы Янапапулис советовал им позвонить в «Пышные Волосы», Линли решил наведаться туда лично. Он нашел парикмахершу на первом этаже узкого и закопченного викторианского здания на Клэфем-Хай-стрит, зажатого между индийским рестораном и мастерской ремонта электроприборов. Он переехал через реку по мосту Альберт-Бридж и обогнул площадь Клэфем-Коммон, где Семюель Пепис провел свои преклонные годы в любви и заботе. Во времена Пеписа это место называлось «Райский Клэфем», но тогда это была деревня, ее коттеджи и прочие постройки разместились по дуге от северо-восточного угла коммон — общинной площади, — с полями и садами на месте нынешних тесных улиц, появившихся вместе с железной дорогой. Площадь осталась почти нетронутая, но выходившие на нее прелестные виллы почти все давно обветшали и сменились менее изысканными и величавыми постройками девятнадцатого столетия
Дождь, начавшийся накануне днем, лил не переставая, когда Линли ехал по главной улице. Он превратил обычный набор придорожных товаров — газеты, мешки, пакеты и прочий хлам — в намокшие комки всех цветов радуги. Пешеходов словно ветром сдуло. По тротуару брел единственный мужчина в твидовом пальто, небритый, что-то бормоча себе под нос и накрыв голову газетой. И еще дворняжка обнюхивала башмак, лежавший на перевернутом деревянном ящике.
Линли отыскал место парковки на Сент-Льюк-авеню, схватил зонтик и пальто и зашагал к парикмахерской. Очевидно, дождь испортил дела и там. Линли открыл дверь, и в нос ему ударил отвратительный, едкий запах жидкости, которую парикмахерша наносила на голову женщине лет пятидесяти, делая ей перманент. Клиентка сжимала в кулаке номер «Ройел мансли», журнала, рассказывающего о жизни королевской семьи, и говорила:
— Королева-то, глянь-ка, Стейс? Платье, которое она надела на Королевский балет, стоит не меньше четырех сотен квидов.
— Что ж, порадуемся за нее, — последовал ответ Стейс; в нем прозвучало что-то среднее между вежливым энтузиазмом и тяжелой досадой. Она наносила химический состав на каждую из маленьких
— Мы не обслуживаем мужчин, милок. — Она кивнула в сторону соседнего кресла, и от этого движения ее длинные серьги заколыхались, издав звук кастаньет. — Я знаю, что во всей рекламе говорится про унисекс, но это по понедельникам и вторникам, когда тут работает Рог. Как видите, его нет. Сегодня, я имею в виду. Только мы с Шейлой. Извините.
— Вообще-то я ищу Шейлу Янапапулис, — ответил Линли.
— Правда? Она тоже не обслуживает мужчин. То есть, — она подмигнула, — не обслуживает их таким образом. А что до другого… ну, ей всегда везет, верно? — Она крикнула в глубь парикмахерской: — Шил! Иди сюда. Твой день настал.
— Стейс, я сказала тебе, что уйду, ладно? У Линуса болит горло, я всю ночь не спала, на сегодня никто из клиентов у меня не записан, так что оставаться мне совершенно нет смысла. — Движение в задней комнатке сопровождалось голосом грустным и усталым. С металлическим звуком защелкнулась сумочка; щелкнула дверца шкафчика; по полу зашлепали ноги, обутые во что-то просторное.
— Он симпатичный, Шил, — сказала Стейс, снова подмигивая. — Тебе не захочется такого упустить. Поверь мне, детка.
— А тогда мой Гарольд займется с тобой? Ты этого…
Она появилась из двери, накидывая черный шарф на волосы — короткие, искусно подстриженные и окрашенные в белый цвет, какой бывает только при обесцвечивании волос или у альбиносов. При виде Линли она заколебалась, сверкнув на него голубыми глазами, оценив пальто, зонтик и прическу. Сразу же ее лицо сделалось осторожным, птичьи очертания носа и подбородка смягчились. Но только на мгновение; потом она резко вскинула голову и сказала:
— Я Шейла Янапапулис. Кто хочет со мной познакомиться?
Линли достал удостоверение:
— Скотленд-Ярд. Криминально-следственный отдел.
Она застегивала зеленый макинтош, и, когда Линли представлялся, движения ее пальцев замедлились.
— Значит, полиция? — сказала она.
— Да.
— Только я не смогу вам рассказать ничего интересного. — Она повесила сумочку на руку.
— Я долго вас не задержу, — сказал Линли. — И, боюсь, это важно.
Вторая парикмахерша повернулась к ним и спросила с некоторой тревогой в голосе:
— Шил, может, позвонить Гарольду? Игнорируя ее, Шейла спросила:
— Важно для чего? Неужели кто-то из моих мальчиков наозорничал утром? Я оставила их сегодня дома. Они болеют.
— Не знаю.
— Они всегда балуются с телефоном. Джино набирал номер 999 и кричал «пожар». Получил за это порку. Но он просто глупый, как и его отец. Может что-нибудь отколоть, лишь бы насмешить всех вокруг.
— Я здесь не из-за ваших мальчиков, миссис Янапапулис, хотя Филипп сказал мне, где вас искать.