Каштаны на память
Шрифт:
— И бросили вас одного?
— Не бросили. У нас там каждый за десятерых работал. Все, видимо, решили, что я погиб, ведь шансов на жизнь у меня не было, — сказал Живица, внимательно разглядывая девушку. — Ты чем-то похожа на мою двоюродную сестру Надю. Та тоже вся золотая.
— А мне хочется быть чернявой.
— Если б только на этом кончились твои беды, дивчина! — рассудительно промолвил Живица.
— Андрей любит другую? Так надо вас понимать? — с видимым безразличием сказала Таня.
— Не про это я.
— А-а, ну как же. Ведь ее только и слышишь и видишь. Может быть, вот впервые я и забылась, заговорилась с вами, — виноватым голосом сказала Таня.
— А ты в какой класс перешла?
— В десятый… А наши разобьют немцев?
Терентий посмотрел на девушку испытующим взглядом.
— А тебе не верится?
— И да, и нет. Очень много полегло красноармейцев. И в плен много попало. Не верится, что они были в Красной Армии… А вы что, танк подбили, правда?
— Да так, швырнул под него гранату…
— И он остановился?
— Сгорел даже.
— Теперь я верю, что наши погонят немцев… А Андрею, если встретите, скажите, что я думаю про него. Он хороший. Только вредный, — слегка усмехнулась девушка.
— Хороший и вредный? — переспросил Терентий.
— Самоуверенный такой. Нашел у кого испытывать силу воли! — неуверенно погрозила пальцем Таня. — А я… А мы с бабушкой его ждем!
— Ты любишь его?
— Наверное, — робко ответила девушка, опустив глаза, но тут же спросила: — А у него была девушка на границе?
— Когда же он мог успеть, если и служил-то всего два месяца.
— Он может успеть, девушкам нравится, — с горечью ответила Таня. — Вы скажите — я не обижусь. За мной ведь тоже пытались ухаживать ребята из училищ и даже один студент.
Таня вздохнула, вспомнив Вадима Перелетного, сына хозяина дома, где она снимала с родителями квартиру. Вадим буквально преследовал ее, не давал покоя, особенно с тех пор, как она подружилась с Андреем. Теперь до нее дошли слухи, что он прислуживает немцам.
— Таня! Я скажу Андрею, если удастся встретиться, что ты любишь его, — пообещал Терентий.
— Идемте к бабушке Софье, — пригласила она. — Нет, нет… вдруг заметят…
— Я бы ее привела сюда, но у нее больные ноги. Ходит с палочкой. Берите хворост и идемте, — решительно сказала Таня.
Они зашли в небольшой садик, над которым гордо высился дуб. К листьям вишен уже прикоснулась осень. Дворик небольшой, но опрятный. Всюду цвели георгины, астры, ноготки, флоксы, и вся хата была украшена венками, как невеста.
На крыльце сидела пожилая женщина с большими карими глазами. Взгляд гордый. Лицо благородное. Терентий склонил голову, поздоровался.
— Он служил с Андреем, идет от самой границы, — шепотом объяснила
Опершись на толстую узловатую палку, Софья Шаблий поднялась и застыла как вкопанная. Она была в складчатой юбке, в вышитой сорочке и жилете. На седой, гладко зачесанной голове гребень. Она улыбалась глазами, полными слез.
— Прошу в хату.
И снова Живица попал в царство цветов. Только внутри хаты цветы были неживые. Они были нарисованы сочными красными и синими красками на печи и стенах. Среди этих ярких цветов стояли парень и девушка, над ними летали сказочные птицы. И всюду ощущалось солнце, голубое небо, ощущалась природа, жизнь. Такого чуда Живица еще никогда не видел, и почему-то вспомнилось детство, далекие и чудесные сны, сказки, которые он когда-то слышал.
— И в этой хате жил Андрей? — наконец опомнился и спросил он. — Да ему же грех не сочинять за ребят писем девушкам!
— А он, бабушка, танк подорвал, — с гордостью сказала Таня, кивнув на Терентия.
— Танк? Это хорошо, хорошо. Молодец!.. А к нам пришел с хворостом. Правильно, такое мог придумать только хлопец с заставы. К своим теперь пробираешься?
— К своим. Я был ранен, меня молдаване спасли. — Терентий расстегнул воротник и снял рубашку. Через все плечо краснел свежий рубец. Он виновато усмехнулся: — Наши думают, что я на том свете. А я вот пробираюсь к ним. Увидел на шоссе указательный знак и надпись — «Шаблии». Решил свернуть к вам, бабушка. Навестить. Андрей с бойцами переправился через Днестр еще в июле, все пошли на Киев. Так ничего о них и не знаю.
— Сходи, детка, и нарви красных георгинов, — внезапно обернулась бабушка к Тане.
Девушка выпорхнула из хаты. А хозяйка поковыляла к старому сундуку.
— Покажу тебе, парень, одну вещь. За ней уже охотятся немцы. Запомни: эта вещь будет закопана под дубом, мимо которого ты проходил. Так и скажи Семену Кондратьевичу, Андрейке.
— Так и скажу, — пообещал Терентий. — Под дубом…
Зашла Таня, прижимая к груди букет цветов.
— Тебе, дорогой, эти георгины за то, что танк не дошел до нашего села… — растроганно сказала бабушка Софья.
— Спасибо. Но зачем они мне в дороге? Пусть лучше Тане останутся.
— Нет! Нет! Это вам!
Бабушка Софья стояла, сложив на груди руки, и смотрела на девушку и на юношу, на цветы в руках Тани. Эти цветы были посажены мирной весной для красоты и для любимых людей.
Она наклонилась и вынула из сундука предмет, похожий на косу, завернутый в черный с красными цветами платок. Развернула — и перед глазами Терентия и Тани сверкнули золотым узором и бриллиантовыми камнями ножны сабли с серебряной ручкой-эфесом. Бабушка протерла платком ножны сабли, и камешки заискрились мириадами маленьких солнц, заиграло на эфесе серебро и золото.