Каштаны на память
Шрифт:
Шаблий поднялся с земли, отряхнув сухие стебельки травы, прицепившиеся к брюкам, и вдруг перехватил погрустневший взгляд одного из парашютистов. Подошел к хлопцу.
— О чем задумался, Киселев? — спросил негромко.
Тот лишь виновато улыбнулся и тяжело вздохнул. Шаблий расспрашивал его о доме, о матери и даже о девушке. Пообещал писать всем письма, пока Киселев и весь десант будут во вражеском тылу. Он и писал подробные письма, успокаивая родных и близких. Иногда Шаблий приглашал на аэродром кого-нибудь из членов правительства Советской Украины, находившихся в то время
— Как мы там поместимся вместе с бомбами? — кивнул Колотуха на самолет. — Это же надо согнуться в три погибели.
— Поместишься! — заверил Рубен, который был и ростом выше, и в плечах шире, как борец.
— В твой самолет, Артур, меньше людей втиснут из-за твоих плеч, — заметил Колотуха.
— Зато у нас будет еще стокилограммовый мешок с минами, — не растерялся Рубен.
— Сядешь верхом на этот мешок, как Вакула на черта, — вмешался Андрей Стоколос, — и… в немецкий тыл за черевичками для своей Сильвии или Алмы.
— Я женюсь на твоей землячке, — покачал головой Рубен. — На Марусе.
— Хорошо, что я уже женат на Галине Цымбал, — пошутил Колотуха. — А то за этими латышами да осетинами и дивчины на своей родной земле не найдешь, хоть на Кавказ лети.
— По самолетам! — прозвучала команда.
Десантники поднялись, стали дружно проверять, все ли привязано как следует к парашютным лямкам, ремням. Перевязаны бечевками были даже сапоги, чтобы не соскользнули с ног. Пилотки и фуражки хлопцы попрятали в мешки, и сейчас теплый ветер с востока нежно ласкал их волосы.
— Пошли, братцы! И никаких гвоздей! — тихо сказал командир десанта.
— Отец! Скажи ей… пусть не сердится, — задержавшись на минутку, тихо сказал Андрей, кусая губы. — Я не мог иначе. Леся должна это понять.
— Скажу. Все будет в порядке, сын. Будь осмотрителен. Я, видишь ли, хотел послать тебя в спецшколу, война ведь в июне сорок второго не кончается.
— Не нужно об этом. Я с хлопцами своей заставы.
— Ты прости меня, — тихо обронил Семен Кондратьевич. — Знаешь, я бы сам сейчас парашют за спину — и с вами. Было бы стократ легче, чем посылать тебя в третий раз.
Стоколос шагал рядом с отцом вслед за десантниками.
— Когда же действительно придет этот день — и мы, десантники, партизаны, выйдем навстречу своей армии? А, отец? Скоро? Наши ведь развернули наступление под Харьковом.
— Настанет, сынок, непременно настанет!
Один за другим влезали десантники в чрево самолета через бомбовые люки. На первом «бомбовозе», как шутили ребята, должны лететь Опенкин, Гутыря и Стоколос с бойцами, другую группу возглавил Мукагов, третью — Рубен и Колотуха.
Последние парашютисты влезли в самолет, и бомбовые люки закрылись, стало темно, тесно, каждый сидел, подобрав ноги, наклонив голову. Свободно было только рукам, но и ими никак не достать до одеревеневшей шеи.
Генерал Шаблий долго стоял и смотрел на три бомбардировщика, которые перенесут дорогих его сердцу людей в тыл врага. В самолете не было иллюминаторов, и потому никто из пограничников не мог видеть его одинокую фигуру. «Не рассеялись бы во время десантирования… — с тревогой думал Семен Кондратьевич. — Скорость у самолета не та, что у транспортного. Да и низко спуститься он не может…»
Загудели моторы. Бомбардировщики медленно стронулись с места и поползли, слегка покачиваясь на бетонной дорожке. Еще минута — и, разогнавшись один за другим, ДБ-3 оторвались от земли, сделали круг над аэродромом и стали набирать высоту.
А у партизан-парашютистов свои заботы в эти длинные минуты. Прыгать с самолета, да еще впервые, страшновато. Однако о тренировочных полетах не могло быть и речи: где взять свободные самолеты для этого?
Иногда по бомбардировщикам стреляли немецкие зенитки, и самолеты забирались еще выше, а их пассажиры спинами и ранцами наваливались на тех, кто сидел сзади. Временами ДБ-3 падал вниз, и тогда каждый чувствовал себя совсем невесомым.
Наконец пилоты просигналили, что подошли к месту десантирования. Открылся люк, уши сразу же заложило от рева моторов и ветра. Парашютисты бомбами стали вываливаться друг за другом.
Десантники приземлялись на поле. Ветер был не сильным, но все же наполнял парашюты как паруса. Тех десантников, которые не успели вскочить на ноги, шелковые шатры, похожие на гигантских медуз, поволокли по забурьяненной ниве. Все же хлопцы постепенно смиряли их, и они гасли, а ветер-проказник, наигравшись с парусами, внезапно появившимися в степи, стих.
Укротив парашюты, десантники сворачивали их и спешно готовили оружие к бою. Еще в воздухе они видели, как по ним и самолетам стреляли. Как ни старались пилоты найти тихое место на вражеской территории — не повезло. Вот что значит десант вслепую. Теперь партизаны, возможно, поплатятся за это собственной жизнью, так и не начав выполнять задание, ради которого сюда прилетели.
Десантники договаривались о сигналах после приземления: кто-то будет щелкать языком, другой стучать деревянной ручкой ножа о приклад автомата… Но сейчас все эти сигналы ни к чему, потому что попали не в лес, как думалось. В лунную ночь далеко видно в поле. Почти каждый партизан видел одного или двух бойцов, прыгнувших перед ним или вслед. На поле десантировалось четырнадцать человек, было сброшено несколько мешков (на парашютах) с боевым снаряжением. Все быстро сосчитали и убедились, что на этом поле приземлились люди лишь с двух самолетов, где за старших были Опенкин и Гутыря, а бойцов комиссара Рубена с третьего бомбардировщика отнесло куда-то дальше.
Вдруг по ту сторону села, дома которого цепочкой вытянулись вдоль долины, застрочили пулеметы, затрещали автоматы. Выстрелы эти ножом полоснули по сердцу.
— Не могут немцы так быстро собраться и выступить против нас, — засомневался Иван Опенкин.
— Может, это они на всякий случай? — Стоколос жил в эти минуты той же надеждой, что и командир.
— Собирайте быстрее грузы! — крикнул Гутыря.
— Есть! Мешки уже собраны!
— Шмель! — приказал Опенкин Мукагову. — Бери двоих хлопцев и обойди село. Встретишь наших — веди сюда. Мы будем возле оврага.