Катаклизм внутри, Катаклизм снаружи
Шрифт:
Обычно, трупы вызывали настороженность, ведь где есть убитый, там, вполне вероятно, найдётся и убивший, однако это тело не несло угрозы. С первого взгляда было видно, что покойник пролежал здесь, по меньшей мере, лет пятьдесят и промёрз настолько, что попытайся я разжать пальцы на ложе винтовки, они, наверняка, сразу обернутся крошевом. Хотя, смысла мародёрствовать никакого – оружие выглядело не моложе хозяина, навряд ли оно способно хоть на один выстрел.
Двигаясь дальше, я то и дело заглядывал в другие окопы, но во всех находил лишь
Земля под ногами трещала от стреляных гильз и осколков разорвавшихся снарядов, словно она не смогла переварить смертоносный металл и выдавила его из себя. Ближе к вершине виднелся старый советский танк, украшенный двумя рваными ранами прямых попаданий, чуть поодаль – несколько грузовиков.
На этом холме живых нет, это точно.
Спецы добирались до высотки достаточно долго. Не столько из-за сугробов, сколько по вине Грача, которого Линю приходилось тащить на закорках. Стальной человек, иначе не скажешь… Пронести такое расстояние боевого товарища вместе со всем снаряжением – не налегке пробежаться.
Казалось, автоматчика не удивили покойники и подбитая техника. Подтащив друга к танку, он усадил его на землю и принялся копаться в сумке.
– Как он?
– Лихорадит… – Линь перебирал какие-то медикаменты. – Жалуется на…
В этот момент Грач негромко вскрикнул и, выгнувшись дугой, завалился на бок.
– Спина… гори-и-ит… изнутри-и-и, – хрипел он, с трудом двигая пересохшими губами.
– Тих, тих, тих! – набирая какой-то жидкости из ампулы, ласково нашёптывал Линь. – Сейчас полегчает, потерпи…
Искажённое муками лицо на секунду прояснилось, взгляд приобрёл осмысленные нотки:
– Друг… дру-у-уг, это ты? Связи с девятой ротой нет, друг. Совсем нет. Огневой бой затихает… Друг, слышишь? Ты слышишь? Седьмая рота не смогла прорваться…
Зрелище поистине невыносимое. Сильный, быстрый, опасный, этот человек многое видел и ещё большее – испытал, но стоило оказаться в Городе, как весь его опыт и навыки выживания нивелировались.
– О чём он говорит?
– Не знаю. Выходим через пять минут, – отмахнулся Линь, словно бы намекая, что кое-кому пора заняться своими делами.
Понял, не дурак.
Судя по количеству мертвецов, обороняющихся полегло не меньше двухсот. Число боеприпасов красноречиво говорило, что бои длились несколько дней и сильно потрепали солдат. В надежде найти работоспособное оружие, я прошёл по периметру высотки, поочерёдно заглядывая в окопы. Вполне ожидаемо, ничего подходящего: винтовок и пулемётов в достатке, но все они абсолютно непригодны к использованию. Ближе к центру притаились два блиндажа, но от обоих исходил такой лютый холод, что я не решился заходить внутрь.
– Иван!.. Мать твою, быстро сюда! – послышался громкий шёпот Линя.
На всякий случай пригнувшись, я вернулся к танку. Грач успокоился и лежал, прислонившись к тракам. Второй военный замер у пулемёта:
– Дальномер профукал?
– Что случилось? – устроившись рядом, я протянул спецу чехол, вглядываясь при этом в затопившую поле тьму. – Что-то видишь?
Линь не ответил. Прильнув к окуляру, он с минуту вглядывался вдаль, после чего положил дальномер перед собой и взял в руки снайперскую винтовку Грача. Ствол медленно двигался слева на право, сопровождая невидимую цель. Негромко хлопнул выстрел, выброшенная затвором гильза едва не угодила мне в лицо:
– Да кто там, хоть слово скажи!
– Финны. Идут по нашим следам, – не отрываясь от прицела, ответил Линь.
Винтовка выстрелила ещё раз, затем ещё, но рассмотреть, попадают ли пули в цель, возможности не было. Наконец, финны пришли в себя и открыли беспорядочный огонь по холму. Судя по дульным вспышкам, виднеющимся метрах в двухстах, не меньше взвода пехоты. Частые автоматные очереди заглушило уханье автоматической пушки, но снаряды взрывали землю где-то на отдалении, не угрожая нам.
– Млин, у них броневик, – ещё две пули унеслись куда-то во тьму.
– Уходим?
От пулемётного щитка со звоном отскочила шальная пуля и унеслась куда-то в сторону. Последовала долгая тяжёлая пауза, я уже хотел повторить вопрос, когда Линь всё же удосужился ответить:
– Уходи, если хочешь.
– А вы?
– А мы остаёмся.
Чёрт, что ж вы за люди такие?.. Не понос, так золотуха! Хрен я уйду, кто меня вообще подпустит без сопровождения спецназа к эвакуационному транспорту?
– Бери карту, – военный опустил винтовку. – Вот сигнальные ракеты, вода и остатки пайка. Найдёшь автобусы – не усердствуй. Шансов, что кто-то выжил, мало. Место эвакуации не забыл? Как доберёшься – сожги лишнее. Пистолет выбрось. Всё понял?
– Да.
– Тогда проваливай.
Я рефлекторно рассовал по карманам снаряжение. Что же, это их выбор, но… Как на счёт моего? Что делать мне? Послушать спеца или остаться здесь, полагаясь на туманную надежду? Мол, раньше везло и сейчас повезёт.
Очереди становились всё громче, в нескольких метрах от нас рванул выстрел из подствольного гранатомёта, окатив землёй и ржавым крошевом. Времени на раздумья оставалось всё меньше. Ещё немного и финны поймут, откуда ведётся огонь, и тогда нам несдобровать. Линь и сам это понимал, подхватив оружие за цевьё, он начал подниматься, видимо, собираясь сменить позицию, но тут же плюхнулся обратно.
– Иван… – глаза спеца широко раскрылись, от прежнего спокойствия не осталось и следа. – Ты видишь их?