Каторжник император. Беньовский

Демин Лев Михайлович

Мориса усадили за стол рядом с Фредерикой, которая на правах хозяйки подкладывала в тарелку гостя кушанья. Генский рассказывал со всеми подробностями, как он с егерями обложил медвежью берлогу. Зверь оказался могучий, матёрый. Одним ударом лапы он перешиб хребет несчастному псу, вцепившемуся было в ляжку медведя. Пришлось беднягу пристрелить. А матёрый великан поднялся на задние лапы и с угрожающим рёвом пошёл на охотников. Тут-то его и взяли на рогатину, и Генский прикончил раненого зверя выстрелом.

Увлечённо

рассказывая охотничью историю, пан Болеслав бросал исподлобья пристальные взгляды на гостя, как будто пытливо изучал его. Потом он многозначительно переглянулся один-другой раз с пани Доменикой, загадочно улыбавшейся. Это не ускользнуло от настороженного внимания Мориса Августа. «Присматриваются к жениху, — подумал он. И в то же время пришла неожиданная игривая мысль: — А что? Чем плоха панночка?»

В разговор вмешалась Фредерика.

— Сколько раз просила отца взять на охоту. А он своё...

— Не девичье это развлечение, охота, — сказал Генский и погрозил дочери пожелтевшим от никотина пальцем.

— И неправда, — не унималась Фредерика. — А почему пани Янина из Кайшадориса ходит с братьями на медведя?

— Враки.

— И никакие не враки. Вся округа об этом говорит.

— А коли не враки, я бы эту Янину из Кайшадориса высек, как строптивую дворовую девку...

— Фи, Болесь, — остановила мужа пани Доменика. — Как ты можешь при девочках такое говорить...

— Правильно сказал. Их дело... цветочки вышивать, рукодельничать, музицировать... Ика, коханочка, покажи гостю твои последние вышивки.

— Да полно, отец, что интересного в моих вышивках?

— Не стесняйся, доченька, — присоединилась к просьбе отца мать.

— Покажите, Фредерика... Буду рад посмотреть ваши труды, — сказал Беньовский.

— Вот видишь, и барон просит.

Фредерика поупрямилась из приличия и убежала к себе в мансарду. Вернулась она с подушкой и небольшой скатертью. На подушечке был вышит букет алых цветов, а на скатерти — охотник с собакой. Морис Август отнёсся к трудам Фредерики равнодушно — препустое занятие. Однако, как этого требовали правила хорошего тона, он похвалил девушку:

— Превосходно. Талантливые работы. Особенно охотник.

— Подарок отцу. Скатерть для курительного столика. Ещё не совсем закончена.

— Всё равно превосходно.

— Вам нравится?! — воскликнула обрадованная Фредерика, воспринявшая похвалы гостя за чистую монету. — Коли так, я обязательно вышью для вас подушечку. Ведь вы теперь часто будете бывать у нас?

— Непременно, — поддержал дочь пан Болеслав. А Беньовский подумал: «Вот она охота на жениха по всем правилам. Обкладывают со всех сторон, как того медведя в берлоге... А что? Вдруг это судьба?»

Генский первым поднялся из-за стола и сказал извинительно:

— Не взыщите, дорогой сосед. После сытной трапезы имею обыкновение вздремнуть часок-другой. Что-то правое колено ломит. Видать, простыл на последней охоте. Надеюсь, вы у нас ещё погостите. Фредерика, доченька, займи гостя. Покажи ему псарню. Подарю вам пару борзых щенят, как подрастут немного.

Хозяин удалился почивать. Пани Доменика пошла распоряжаться по хозяйству. Куда-то выпорхнули и младшие панночки, Зося и Марыся. Беньовский остался наедине с белокурой зеленоглазой Фредерикой.

— Итак, вы покажете мне знаменитую на всю округу псарню, — сказал Морис.

— А ну её. Отцу бы только охота да псарня, — возразила Фредерика. — Хотите, я покажу вам портретный зал? А вы мне расскажете, как воевали с пруссаками. Говорят, вы герой Семилетней войны?

— Приходилось и с пруссаками скрещивать сабли.

— И было страшно?

— Поначалу. Потом привык.

Фредерика увлекла Мориса в продолговатую комнату, придавленную тяжёлыми дубовыми балками. Стены этой похожей на коридор комнаты были сплошь увешаны потемневшими от времени портретами. На них угадывались черты надменных породистых шляхтичей.

— Дедушка Иероним. Его ещё помню, — рассказывала Фредерика. — Об остальных знаю со слов отца. Верхний слева — Сигизмунд Генский, участник походов Яна Собеского. Пал в сражении с турками под Веной, прославив наш род.

В портретном зале было сыро и прохладно. Как видно, топили здесь камин нерегулярно. Фредерика поёжилась от холода. Морис заметил это и, как бы невзначай, взял девушку за руку.

— О, вы совсем продрогли. И рука совсем холодная.

Беньовский поднёс её ладонь к своим губам и стал согревать её своим дыханием.

Фредерика вздрогнула, но не вырвала ладони из его рук.

— Я жду вашего рассказа о Семилетней войне.

— В другой раз. На дворе уже сумерки. А впереди ещё дорога.

Морис Август Беньовский стал частым гостем в доме Генских.

Нередко он встречал здесь за столом и других соседей, а также людей, приехавших откуда-то издалека. Разговоры с охотничьей темы часто перескакивали на политическую. Поносили короля Станислава и пророчили скорое его падение.

— Но не забывайте, что за Понятовским стоит Екатерина, — возражал Генский.

— Кроме России есть ещё Австрия и Пруссия, — запальчиво отвечал ему Пулавский, приехавший с юга, из Галиции. — И не в интересах этих держав, чтобы Польша была растерзана и проглочена Россией. Да и шляхта, если она сплотится воедино, — это великая сила.

— Шляхта вооружается. Назревает взрыв, — высказался другой из гостей. — А что вы думаете на сей счёт, барон?

— Убеждён, что Австрия и Пруссия не допустят, чтобы Россия поглотила Польшу, — убеждённо сказал Беньовский.