Кавалер умученных Жизелей (сборник)
Шрифт:
Лишь Ромин не верил, и слезно молил: «Дай, еще позвоню».
– Кончать все это надо, – сказал зловещий длинный, – вот только как его, вонючего, в машину загрузить?
Петра Михалыча от стула отвязали, и погрузили в прорезиненный мешок. Потом закинули в машину. И повезли. В последний ли путь, или к новому месту мучений – для Ромина все было все равно. Он потерял сознание, когда на звонки не ответил никто. Не потому, что дико ждал спасенья. А потому, что знал – спасенья нет.
Мешок сгрузили напротив храма, на
– Что ж, дядя Петя, вот и повидались. От Игоря тебе привет. А ты хоть сможешь благодетелям своим спасибо сказать, что так спасли оперативно. Живи. Ты ведь завтра оботрешься, и опять заправлять жизнью станешь. Я лишь в памяти правду отметил. И настолько отвращением проникся, что смогу про вас теперь начисто забыть.
Когда автомобиль исчез за поворотом, Петр Михайлович понял, что видит, и дышит, и жив. Появилась и залаяла псина. А за ней человек, и окликнул:
– Ей, ты! Чего сидишь?
Вопрос остался без ответа. Но человек хотел помочь.
По возвращении в Москву Андрей Нечесов изложил все пункты своего досье на Разина Олега. И удивил начальство неожиданностью некоторых. Виктор Васильевич Гущин решил, что время вести разговор наступило.
Вот уж что не про него было совсем, так это комплекс «маленького человека». Когда сверчок знать должен свой шесток. Он откровенно шел на разговор с любым, кто мог быть следствию полезен. А Марине Рябининой задать вопросы были все основания. Он набрал телефон.
– Конечно, господин следователь. Я свободна и могу поговорить. Что вас интересует?
– Простите, но вопрос номер один – когда вы собираетесь в Москву?
– Совсем не собираюсь. Уж, в ближайшие полгода – вряд ли.
– Ну, это незадача. Нам, Марина Владиславовна, необходимо с вами побеседовать. И разговор пойдет не о ком-то. А конкретно с вами, и в рамках следствия. Нам что, командировку оформлять? Или к себе вас приглашать повесткой?
– Вы лицо официальное, и уполномоченное. Я – гражданка законопослушная. Хотя представить не могу, чем я вам интересна? И могу быть полезной? Вы уверены, что наша встреча – необходимость?
– Да, это так. Иначе бы не стал вас беспокоить.
– Тогда я позвоню в течение часа. В Москве Анна Андреевна, буквально на два дня. Это к тому – может, и к ней у вас вопросы?
– Вот спасибо, за то, что сказали. Обязательно ей позвоню.
– А я перезвоню, как обещала.
– Отлично. Буду ждать.
Сначала Марина позвонила в Барселону. И Тина, как всегда, сказала «да?».
– Ты видишь, Валя, насколько я не забываю тебя. Что нового случилось в эти сутки?
– Ничего остросюжетного. Но у тебя какие новости в Сибири? Малышка Рина не несет плохих вестей?
– Я хотела узнать – атаман появился?
– Он здесь. Я вечером его увижу.
– Ты скажи ему – пускай побудет рядом. Мне звонил следователь по делу Роминых. Просит подъехать в Москву. «Не то в Сибирь, говорит, приеду!». Надо дать им во всех обстоятельствах ясность. И дальше жить спокойно.
– А что тебя волнует в этом постороннем деле? Елены не вернуть – единственно, что жалко. Но ее безудержно тянуло пуститься в пляс на острие ножа.
– Это верно. А Максим, в невежестве, не знал мифологической судьбы Эрихистона. И он не знал, что я, местами, нимфа. Дриада Марина Рябинина.
– А я типичная нимфа Калипсо, что в переводе значит – та, что прячет.
– А уж, бесспорно нимфа – твоя мама. Одна из посвященных Аполлоном в великую науку предсказаний. Я думаю, она сестра Харикло.
– Если это и так, мама вряд ли считает за честь. У нее прямые родственные русские связи, и оттуда предсказанья дар.
– Ладно, Валя. Я сейчас с отцом поговорю. Он, по-моему, в Москву должен ехать. Попрошу, чтоб меня захватил. А с тобой мы на связи. Целую.
– А я тебя. Дорогая моя, морозная, снежная. Самая близкая.
Владислав Анатольевич сразу со всем согласился.
– Да, мы едем, если ты так думаешь, что надо. А то ведь можно просто: он вопросы пришлет, наш нотариус твои ответы заверяет. И – вперед. Никто тебя тревожить не посмеет.
– Нет, Я лучше хочу поехать. А по дороге я тебе все расскажу, что для них в уточнении нуждается. Как я думаю. И все подробности истории, как я знаю. Мне будет нужен твой совет.
И позвонила Гущину.
– Да что вы так стремительно. Я же сказал – как сможете.
– Я этого не слышала. А в Москве так и так послезавтра буду. Я позвоню, и уточним время.
Гущин пометил в ежедневнике, и стал собираться. Анна Андревна назначила встречу в кафе.
Для консультаций в институте Сербского пригласили профессора Марью Егоровну. Она соскучилась по дочери и не хотела жить в гостинице. И Анна Вербина, недолго пробыв на Кавказе, вернулась в Москву окружить свою маму домашним уютом.
Днем, когда мама уезжала в институт, Анна Андреевна могла выкраивать время для встреч. Виктор Гущин ждал ее в холле кафе. Она выбрала столик в углу, у окна.
И Гущин рассказал о двух различных дисках. О том, как мысль направила обследовать чердак. И о следах крепежных тросов.
– Занятные штрихи и важные детали, – задумалась мечтательница вслух. – У меня и тогда не укладывалось, что за жестокая дикость – зверски убить любовницу за предательство, совершенное ее мужем в добрачный период. Олег, наверно, психопат, но вряд ли до безудержной агрессии. А чердак ничего в себе больше не может таить?