Казейник Анкенвоя

Егоров Олег Александрович

– Бургомистр?
– я кивнул на господинчика с очками.

– Птица-секретарь, - Могила презрительно сплюнул.
– Петух, короче. Бывший Макаренко. Чалился по 135-той за развратные действия со школьниками. Трешник намотали. Год в зоне, два на химии. Приехал сюда, устроился на теплое место. Копилку для Перца греет.

На столе задребезжал аппарат эпохи совета народных комиссаров. Птица-секретарь подняла эбонитовую трубку, выслушала ее и опустила на рычаги.

– Их превосходительство принимают с двенадцати, - торжественно оповестила секретарь наше присутствие.
– Аудиенция через пять минут.

– Хомяков со вчерашнего утра уже принимает, - сложив перочинный

ножик, Митя встал с кушетки и потянулся.
– Сюда косой приехал. А в девять мои архаровцы ящик пива ему из «Нюрнберга» подогнали.

– Хомяков?
– внезапно и вслух открыт я для себя тайну буквы «Х» из автографа на предъявленной анархистами бумажке.
– Шура Хомяк и есть ваш пресловутый бургомистр?

– В натуре, - усмехнулся Могила.
– Александр четвертый. Большой либерал.

Я прикурил папиросу и задумался.

– Здесь курить запрещается, - строго предупредила меня секретарь.

Альбинос лениво проследовал к столу, снял телефонную трубку с аппарата и разбил ее о голову строптивой птицы. Птица-секретарь охнула, зарыдала и вылетела вон из приемной.

– А кабельное телевидение?

Я обернулся к Мите.

– Финансовая независимость муниципального чиновника есть надежная гарантия от коррупции, - просветил меня убежденный анархист.

– Грамотно формулируешь, Дмитрий Кондратьевич. Запишу, а то забуду.

– Потом запишете, батюшка - Могила толкнул сапогом дверь в кабинет бургомистра.
– А ты, превосходительство, соблюдай протокол. Успеешь печень разрушить.

При виде нас, Хомяков уронил пивную бутылку и вместо очередной дозы алкоголя принял государственное выражение лица.

– Прошу, товарищи, - проверенным жестом он пригласил нас к большому овальному из карельской березы столу заседаний посреди кабинета. Пока товарищи земское масонство рассаживались, я осмотрелся. У дальней стены столик из набора офисной мебели с компьютером и жидкокристаллическим монитором. Над ним портрет Хомякова в бархатном камзоле с пышным жабо, берете с орлиным пером и с цепью на шее, оборудованной серебряным ключиком. Предположительно, ключиком от ворот городской мусорной свалки. Иных ворот я в Казейнике пока не видал. Живописный Шурик смотрелся внушительней натурального. Справа от портрета стену обременяли знакомый герб масонской ложи: перекрестие из шанцевого инструмента и землемерного циркуля, а также и набор доспехов, состоящий из шлема, кольчуги, седла со стременами и тусклого палаша. Из чего я сотворил вывод, что голый директор краеведческого музея Виктор Сергеевич Пугачев исправно платит муниципальный налог на движимое имущество. Продолжая осмотр, я переключил свое внимание на бургомистра. Более всего удивлял меня искусственный загар Хомякова, помноженный на отсутствие прыщей и упругую походку Шурика, гулявшего вокруг стола заседаний. «Солярий навещает, - сотворил я вывод, разглядывая знакомые черты.
– И беговой тренажер. И барокамеру».

– Вы тоже присаживайтесь, ваше преосвященство, - заметившие мое внимание, Хомяк остановился и довольно-таки холодно скорей потребовал, нежели предложил.
– Мы, собственно, вашу скандальную персону обсудить собираемся.

Рыцари овального стола дружно обернулись на меня, ожидая какой-либо реакции. Я отдернул оконную портьеру, молча присел на подоконник, рядом положил автомат и смял зубами папиросный мундштук. Открывши дверь, в помещение робко сунулась Вика-Смерть.

– Ой!
– Виктория смутилась и хлюпнула носом.
– У вас летучка? Пардон, что помешала. В другой раз как-нибудь забегу.

Она пересекла кабинет, завлекательно раскачивая бедрами, вытянувши свои длинные ноги, уселась

в кресло Хомякова и достала из сумочки пудреницу. Теперь, пожалуй, масонское земство собралось по мою душу в полном составе. За вычетом Гроссмейстера славянских крестоносцев. Когда мне было пять лет, я убил котенка. Я помню тот октябрь, влажные опавшие листья у школьного забора и кровь на них. Сколько помню, я всего-то хотел погладить котенка, но он сильно расцарапал когтями запястье мое, и в приступе ярости я размозжил котенку голову о дерево. Мертвое тело я перекинул через штакетник, и спрятался за дерево. Котенок обитал в сельской начальной школе, где учился мой старший братишка. Октябрята очень любили его. Когда прозвучал звонок на большую перемену, октябрята выбежали на лужайки. Я из-за дерева трусливо наблюдал происходящее. До сей поры я, кажется, помню горестное недоумение на братском лице. И, кажется, помню, как он озирался в поисках садиста. Он и до сей поры не знает, кто был способен на подобное злодеяние. Я и потом убивал. Я убил несметное количество насекомых и червей. Червей я убивал, чтобы убить рыбы как можно больше. Я убил много рыбы и с десяток ротвейлеров-оборотней.

В известном смысле я убийца со стажем. Заманчивая идея грохнуть пятерку масонов, репетирующих, как я уже догадался, роли второго плана в скором уничтожении Казейника родилась сама собой. Если бы не отсутствие Словаря, который легко подобрал бы замену этим чудовищам, кто знает. Возможно, я бы и достал из кармана лимонку. Возможно, я покинул бы кабинет бургомистра, выдернув из лимонки чеку и бросив ее на колени альбиноса. Возможно, у меня хватило бы духу. Или же Словарь тогда явился аргументом для оправдания моей низкой самооценки. В любом случае, я собой не горжусь, ибо упустил реальную возможность остановить или хотя бы отсрочить самое жестокое кровопролитие, свидетелем которого мне предстояло сделаться в скором времени.

– Побрились бы, ваше преосвященство, - Хомяк, вооруженный органайзером, подсел к овальному столу.
– Вы что, ей Богу, на светской вечеринке, или на заседании магистрата, где персональное дело разбирается? Или у вас все капелланы бороду отпускают?

Бургомистр Шурик покосился на орденского мастера Могилу.

– Так ведь армия, - подавши своему подмастерью Перцу два тайных масонских знака, вольный землекоп Могила сплюнул и ковырнул в ухе пальцем.
– За всеми не уследишь. Иные грехи отпускает, иные бороду.

– На срок боевых учений девятая страница, - поддержал начальство исполнительный Перец.
– Полевая инструкция отменяет побрив.

– Так вы, значит, на городской мусорной свалке боевые учения проводили?
– бургомистр Хомяков, глядя на меня, кисло скривился.
– Маневры?

Интересные маневры у вас, товарищ. Семь убитых, пятнадцать раненых, двое смертельно.

Виктория зевнула и деликатно прикрыла рот ладошкой, подавая тайный знак вождю анархистов-масонов Дмитрию Кондратьевичу.

– При наступательных боях допустимые потери, - выразил Митя общее мнение силовиков.
– Три к одному. Нормально.

– Довожу до сведения магистрата, что за грамотные действия в максимально приближенных условиях, капеллан представлен к учебному георгиевскому кресту. Могила вскочил, довел, и сел.

– Хватит, господин Могила, отмазывать любимчиков!
– Шура хватил кулаком по карельской березе.
– Пьянство, грабежи с отвертками! Распустили орден!

– Орден мы не распускали, - сухо парировал Могила.
– И хрен распустим. Орден ядро порядка в пушке славянской цивилизации. Пороху, чтобы выстрелить, у нас тоже достаточно. И фитиль стоит. Как думаешь, капеллан, хватит у нас пороху?