Казейник Анкенвоя

Егоров Олег Александрович

– «Рей» будет по-английски дождь, - ухмыльнулся я.
– На кой вы собрали его?

– По-немецки «Рейн» будет река. Я ее собрал, я и разобрал.

– Это как?
– мне тогда все было чрезвычайно интересно.

– Да так как-то. Сердечник вынул. Без него магнитное ядро, создающее сверхмощное гравитационное поле в заданных пределах хрен завертится.

Максимович очень увлекательно рассказывал, и мне интересно было услышать про детали его диверсии.

– Про детали, - сказал я Генриху.

– Детали я спрятал, -

свернул Максимович свою историю, и принялся сворачивать джойнт. На статью многотиражки «Kozeinik Zeitung» он аккуратно насыпал мелко порезанную солому каннабиса, свернул ее, обмазал языком, и прикурил.

– Это что же, - спросил я Генриха.
– Никто больше не умрет без нас?

– Почти, - Генрих с удовольствием затянулся, и передал мне джойнт.

Я с удовольствием затянулся. Наступивший мир был прекрасен.

– И все-таки, - спросил я лаборанта.
– Зачем вы ускоритель собрали?

– Чистяков профан. По технике ноль в 16 степени. Моя установка пурги намела. Согласен. Побочные жертвы. Зато, «Кениг Рей» нарушил устойчивость красной ртути при низких температурах.

– А в холодильнике что?

– Оно, - Генрих забрал у меня самопальную сигаретку, и затянулся.
– Ниже 40 оно. Ниже 30 продукт распада. Та ртуть, что в градуснике по сравнению с ним ядерный заряд.

После удаления продольного мозга, моя голова работала блестяще.

– И когда они погрузят контейнеры в свою вертушку, - сообразил я дальше самостоятельно.
– Все запасы меркурия за полчаса окажутся в жо…

– …стких порошках малотоксичного сульфида, - окончил мою мысль деликатный Генрих, опасаясь, что я не смогу ее окончить интеллигентно.
– Пришлось еще от себя добавить в «Кениг Рей» кое-что для ускорения дезактивации.

– Но позвольте, - мне стало смешно на Генриха, какой он славный, а рассеянный.

Ему продольный мозг со всей очевидностью мешал детали пересчитать.

– А как же тот запас, что еще до вашего «Кениг-рея» синтезировали?

Максимович лениво перебрался в кресло пилота и костяшкой указательного пальца стукнул по датчику, оправленному в стекло.

– Прав, Шевченко. Тахометр испортили. Тот запас, бургомистр, я посоветовал Чистякову тоже прогнать через «Кениг-рей». Для страховки. Чистяков ни черта не смыслит в химии. Папаша у него академик, согласен. Чистяков у меня и формулу синтеза красной ртути спи…

– ..сал, - окончил его мысль я, деликатный, опасаясь, что Генрих не сможет окончить ее интеллигентно.

– Списал, - согласился милый Генрих, докуривая джойнт.
– И загнал Борису Александровичу Ростову. После Ростов акции комбината химических удобрений выкупил по дешевке, нанял четверку немецких специалистов. Потом запустил красный меркурий в серийное производство. Потом специалистам что-то не понравилось, и они исчезли. Но производство уже было налажено. Конвейер полностью автоматизирован. Линия выжимала мизер, но круглосуточно.

Я рухнул на спину и жутко

расхохотался. До слез. Хохотал, пока слезы не иссякли. Слезы иссякли, началась икота. Закончилась икота, я снова принялся хохотать. Пока икота не началась.

– Выпейте воды, бургомистр. Икота следствие регулярного злоупотребления каннабисом на большой высоте. Я выпил всю охлаждающую жидкость из обрезанной пластиковой бутылки, застрявшую в заднем кармане пилотского кресла, наверное, давно. Токсичная жидкость убила мою икоту на месте. Я встал, просветленный и счастливый.

– Позвольте пожать вашу мужественную руку, милый Генрих, - торжественно обратился я к лаборанту. Вместо этого я стиснул эколога в объятия, и расцеловал во все лицо, включая губы.

– Вы меня компрометируете, бургомистр! – притворно возмутился Генрих, кое-как отбившись.
– Вам следует сменить ориентацию. Или пол.

– Или потолок, - сострил я, как тогда мне показалось, удачно.

Генрих посмотрел на меня точно я умственно отстающий.

– Потолок у нас 25 тысяч метров, - сказал холодно Генрих.
– Без Шевченко вы хрен его смените. На автопилоте идем. И где он? Хохла только за смертью посылать.

Слова его были услышаны. Ступени трапа загрохотали, и сторожа, дремавшие над пластиковыми бутылками, всполошились. Гот Игорь выхватил сзади из-за пояса обрезанных своих кожаных джинсов пистолет системы «ТТ». Заметался по кабине:

– «Альфа» пошла на штурм! Бронежилет мой никто не видел?

– Дай-ка, - я протянул руку, и гот Игорь сунул в нее пистолет системы «ТТ».

– Бей только по команде!
– проорал он, скрываясь за кресло пилота.
– Команда у них человек шестнадцать! В обойме восемь патронов! Полкоманды успеешь положить, пока Васька огнетушитель в них кинет!

Из люка высунулась голова графа Болконского. Завидев меня с пистолетом, граф сдал назад, но его снизу впихнул, точно пробку, белобрысый авиатор.

Чтобы сократить угол обстрела, Болконский прямо на четвереньках совершил марш-бросок в мои ноги. Чуть не сбил, подлец. Удочку и пустой целлофановый пакет он бросил на низком старте.

– Не казни, владыка!
– запел он точно рыночный продавец, которого стороной обходили домохозяйки.
– Вели слово молвить! Слово хорошее! Честное! Вели, на полном собрании Достоевского присягну! Именем батюшки Руси дай по совести оправдаться!

– Он каннабис курил с утра?
– спросил я готику Марфу, критически изучавшую пустой целлофановый пакет.

– И с обеда. Три по два литра выдул, халявщик.

– Ты вели мне хоть в жерло кинуться! – продолжал зазывать меня шеф-повар Болконский.
– Но суда прошу благородного! Честь по чести как шпик разведчика! Если скажешь, в пучину страшную окунусь и пойду на выселки!

– Какие, мать его, еще выселки?
– свертывая очередной джойнт, поморщился Максимович.
– Пусть молвит, что хотел, и проваливает.