Каждая мертвая мечта
Шрифт:
— Благодарю. — Деана д’Кллеан легким взмахом руки ответила на тост. — Я должна признать, что меня совершенно справедливо предупреждали насчет тебя, генерал.
— Предупреждали?
— Да. Мол, под маской крутого солдата скрывается ловкий дворянин и политик.
Владычица Коноверина снова хлопнула в ладони, и на стол принялись выставлять исходящие паром миски. Главное место занял запеченный ягненок, однако вокруг него громоздились посудины с птицей, свининой, рыбой и паштетами. А еще каша, рис, чечевица, приготовленная как минимум пятью способами, к тому же дюжина соусов. Кайлеан вздохнула и поняла, что взять с собой Бердефа было ошибкой; сейчас ей казалось, что каждое блюдо разрывает ее обоняние божественным ароматом, — и едва успевала сглатывать слюну.
Она сжала зубы и загнала пса поглубже. Что лс, сегодня развлечений у него не будет.
— Я должен признать, что ты оказываешь мне излишнюю честь, госпожа. — Кха-дар красноречиво глянул на служанку, которая, похоже, хотела наполнить его тарелку, и сам положил порцию каши и печеного голубя, после чего обильно полил все соусом. — Я немного крутился подле императора, а потому чуть пообтесался, но мне далеко до настоящего дворянина. Моим людям тоже. Позволишь ли нам самим воспользоваться всей этой красотой? Мы не привыкли, чтобы нам кто-то прислуживал.
Хозяйка кивнула, сделала короткий жест, и служанки быстро покинули зал. И тотчас зазвенела посуда, когда все накинулись на еду. Кайлеан положила себе кусок свинины, ягнятины и шмат жирного каплуна. Уловив взгляд Леи, только пожала плечами. Ну, та же сама говорила, что Кайлеан худеет.
— Интересный способ попросить, чтобы мы остались наедине. — В голосе Деаны звучало легкое веселье. — Однако я все еще остаюсь при своем мнении. Ты носишь маску, за которой скрывается ум быстрый, будто горный ручей, и острый, словно ифир. Нычего странного, что Империя так сильно выражает обеспокоенность твоей судьбой.
Кха-дар глотнул, прополоскал рот вином, а лицо его обрело выражение вежливого интереса.
— Обеспокоенность? Это странно.
— Странно? — Деана д’Кллеан идеально скопировала тон Ласкольника. — Ох, нет, это совершенно понятно. Если бы я была меекханской императрицей и если бы мой лучший командир конницы странствовал в тысячах милях от дома, в самом сердце военной метели, поверь, я бы тоже громко и отчетливо выражала свою обеспокоенность. И, несомненно, приказала бы тебе немедленно возвращаться.
— Это может быть непросто, учитывая, что мы-то как раз и находимся в центре военной метели. Кроме того, ты наверняка слышала, госпожа, что я не слишком покорный человек. На меня не так легко набросить узду.
— Да, я слышала. Но полагаю, что для любого коня найдется лонжа достаточно длинная, чтобы его контролировать. Однако пока что — пейте и ешьте. И рассказывайте. Как там Кровавый Кахелле?
Кайлеан едва не поперхнулась. Откуда она знала? Кха-дар, однако, отреагировал так, словно ожидал этого вопроса.
— Неплохо, госпожа. И еще он зол на родину. За то, что та не делала ничего, чтобы облегчить судьбу рабов в твоей прекрасной стране. Рабов, умирающих от непосильной работы, от кнута, голода и болезней. — Ласкольник встал и положил себе еще одного голубя. — Рабов, выплевывающих легкие на рудниках, умирающих от укусов насекомых при корчевании леса и осушении болот, годами гнущих спины на плантациях и бросаемых в реку с камнем на ногах, когда они уже слишком стары, чтобы работать. Рабов, которых заставляют сражаться до смерти ради развлечения зевак, которых насилуют, пытают и убивают. Уверяю тебя, Госпожа Огня, владычица Белого Коноверина, что Кахель-сав-Кирху был зол на Меекхан за то, что тот не сделал ничего, чтобы исправить их судьбу. И бросил все эти обвинения мне в лицо — а я не знал, куда прятать глаза.
— Верно. — Пальцы иссарской воительницы затанцевали по поручню стула. — Вина Империи кажется бесспорной. Я подумывала, как вы чувствуете себя там, на севере, зная, что каждый локоть шелка, каждое зернышко перца и каясдая унция шафрана, которые вы привозите от нас, омыты слезами и кровью ваших родичей? И как вы чувствуете себя сейчас, во время восстания, когда имперское посольство молчит целыми месяцами, а когда наконец отзывается, то речь идет только о спасении одного генерала? Даже не о его людях… Словно бросать собственных граждан, солдат, которые проливали кровь за Империю, стало в последнее время сутью меекханской политики.
Они обменялись короткими взглядами: Файлен, Нийар, Кошкодур, Дагена, Лея, Йанне Неварив и Кайлеан. Это правда? Кха-дару придется их оставить?
Но Ласкольник взглянул на них с таким выражением лица, словно услышал дурную шутку и не знал теперь, кривиться ему или улыбаться через силу. Она сразу успокоилась. Кха-дар никогда бы не бросил чаардан.
И речи быть не могло.
Их командир взглянул на сидящую во главе стола женщину и задумчиво кивнул.
— Чудесная речь, Госпожа Ока. Почти совершенная. Я думал, что встречу тут забитую девушку из варварского племени, которую вынес к власти каприз огненного божка и которая и платья не сменит, если кто-то из тянущих за веревочки кукловодов ей этого не прикажет. Сказать честно, я думал увидеть за твоим столом еще нескольких человек. Может, Варалу, прежнюю наложницу князя, теперь управляющую дворцом, может — его отравителя или Великого Кохира, который чудесным образом узнал, когда стоит продемонстрировать миру нерушимую преданность — как раз перед тем, как ты выпустила кишки Обрару из Камбехии. И я теряюсь в домыслах, настолько ли несущественен твой разговор со мной — или, напротив, не чрезвычайно ли он важен.
— Речь прежде всего о твоей безопасности, генерал.
Казалось, что Ласкольник на этот раз удивился по-настоящему.
— О безопасности?
— Уверяю, что именно так. Когда бы ты назвал Агара «огненным божком» при одном из солдат Родов Войны, то мог бы потерять голову прежде, чем я успела бы его удержать. И возвращаясь к теме, генерал: если вы находились в лагере рабов, то, возможно, вы принимали участие и в бою с гегхийцами?
Кайлеан оторвала ножку каплуна и всадила в нее зубы, следя при этом за словесным поединком — грязной схваткой, поскольку собеседница Ласкольника прятала лицо, а язык ее тела был скромен и скуп, словно у монашки. Голос тоже выдавал весьма мало. Непросто вести спор, когда не ясно, доходят ли твои аргументы до собеседника и ранят ли его твои оскорбления. Но кха-дар, казалось, был совершенно удовлетворен и спокоен.
— И откуда такие мысли? — спросил он, поднимая бокал к губам.
— Твои люди носят следы недавнего боя; он, — тонкий палец указал на Кошкодура, — весь поцарапан, тот мощный юноша припадает на ногу, а эта небольшая девушка из племени харундов кривится, когда протягивает к чему-либо левую руку. Я готова поспорить, что досталось ее ребрам. Если вам необходима помощь — у нас в лагере есть неплохие врачи.
На миг вокруг стола установилась такая тишина, что было слышно, как потрескивают фитили в лампадах.