Каждая мертвая мечта
Шрифт:
— Когда мы дойдем до настоящей Долины? — спросила она в итоге.
— А ты спешишь, девочка? Три цикла сна назад Фавенн’ облерис была перед нами, теперь она — там. — Вайхирская женщина указала налево. — Я говорила уже, что мы не станем пытаться штурмовать, мы хотим приблизиться к месту, где пленен наш бог, — и попытаться его пробудить. Товет — на самом краю Долины, в половине дня дороги от ее границ, пойманный цепями из дыма и темного света в ловушку, что поставили Добрые Господа. Через несколько циклов мы обойдем Долину и приблизимся к тому месту.
— И как вы его разбудите?
Уста Земли загадочно улыбнулась.
— Богам нужны кровь и души, чтобы обрести силы и взяться за мощь. Потому мы подарим им и то и другое. Возможно, это даст ему достаточно сил, чтобы освободиться.
Мгновение Кей’ла сражалась с тяжестью услышанного. Кровь и души. Мрачное видение жертв, приносимых хмурому божеству, пронеслось в ее голове, а потому она спросила, чтобы отогнать образ:
— А как его пленили?
— Мы не знаем. Это случилось триста лет тому, а потому мы слышали лишь рассказы о том, что однажды появился некий человек…
— Человек?
— Человек. Мужчина. Но — больше, чем мужчина, потому что он с легкостью одолел десять наших лучших воинов, которые встали против него, когда он пожелал встретиться с Товетом. Наш бог обитал тогда на вершине высокой горы, далеко отсюда. Проведывал нас, даруя детям благословение души, порой в образе вайхира, а иной раз как сон, плач, услышанный ночью, или заноза, воткнутая в палец. Так рассказывают. Этот человек встретился с ним в его святилище, сперва победив десятерых стражников, а потом они оба ушли. Уходя, Товет явился во сне шаманам и видящим всех племен и сказал: «Я иду оплатить старый долг, стерегите моих детей до дня, когда я вернусь». И это, видимо, была ошибка, потому что с той поры мы стережем и стережем, а вайхиров становится все меньше, пока…
Уста Земли оборвала себя на полуслове, и через некоторое время стало ясно, что она не собирается продолжать.
— Не подведи меня, дитя, — сказала она наконец серьезным тоном. — Будь мужественна и мудра и не дай себя убить.
Глава 33
Анде Салурин стоял на сторожевой вышке и осматривал окрестности. Перед ним лежала равнина, наполненная туманом — или же испарениями, что лишь походили на туман и пахли, словно вскрытая могила. Пятьдесят Второй проделал прекрасную работу, окружив Вендерладское Болото валом высотой в двенадцать футов и отрезав Урочище от остальной страны. Глубокий ров перед шанцами щетинился сотнями заостренных кольев, а каждые сто ярдов из него вырастали вышки для стрелков, точно такие же, как та, на которой вот уже какое-то время торчал Вторая Крыса Норы.
В стене было более восемнадцати миль длины, и охватывала она не только пространство Урочища, но и немалый кусок земли вне его. Когда Урочище активизировалось, это выглядело так, словно некий мстительный бог начал выжимать из земли вонючие соки — серая грязь, смердящая разлагающимися телами, потекла до самой линии старых укреплений, поставленных сотни лет назад Сестрами Войны. Когда бы не эти старые стены, Урочище разлилось бы вдвое нынешнего его размера.
В нескольких местах они использовали остатки тех валов, чтобы поставить новую линию обороны, но, глянув на карты, Салурин решил, что стоить возвести и новые стены в нескольких сотнях футов дальше, там, где поверхность становилась чуть выше.
По крайней мере, тут не приходилось дышать этими вонючими испарениями.
Вторая Крыса не знал, случалось ли нечто подобное на Вендерладском Болоте раньше, даже выслал рапорт в Нору с просьбой поискать в архивах информацию на эту тему, но пока что у него имелись другие проблемы.
И меньшей из них было то, как удержать происходящее в тайне. Солдаты не дураки и уже давно не воспринимали строительство этих укреплений как простые учения. Многих мучили кошмары, а военные фельдшеры докладывали, что те, кому выпало наблюдать за Урочищем и не повезло надышаться этим странным туманом, все чаще жаловались на тошноту, головокружение и проблемы с дыханием. Из трех полковых магов тут остался только один, а остальные вытребовали согласие ночевать в пяти милях от лагеря, жалуясь на бессонницу и невозможность дотянуться до собственных аспектов.
Даже если Урочище скоро успокоится само, слухи разойдутся.
Анде оторвал взгляд от долины и обратил его на двух часовых.
— Что-то новое?
— Ничего, господин. Только туманится да смердит, когда ветер подует в нашу сторону. В остальном — все спокойно.
Большая часть солдат Пятьдесят Второго происходили из центральных провинций и, подобно этой парочке, выглядели типичными меекханцами: светловолосыми, светлоглазыми, не слишком высокими, зато широкими в плечах и мускулистыми. Он со своими больше чем шестью футами и шестью дюймами роста, с волосами черными как сажа и оливковой кожей рядом с ними выглядел пришельцем с другого конца света. Анде пришло в голову, что если бы он хотел спрятаться, то сумел бы сделать это отнюдь не среди своих солдат.
— Я сказал что-то смешное, господин? — Часовой внимательно глянул на него.
— Нет. Я подумал кое о чем другом. Как близко подходит туман?
На предполье на одинаковых расстояниях были воткнуты разноцветные жерди, которые помогали оценивать расстояния, поскольку туман скрадывал видимость. Сейчас его край приходился на зеленый шест. То есть двести ярдов.
— До желтых, господин.
Сто ярдов до вала. Ничего необычного, туман пульсировал все время, медленно, словно дышащее чудовище, — и, словно спящее чудовище, пробуждал страх. Вторая Крыса знал, что у него достаточно солдат, чтобы следить за земляными фортификациями, но слишком мало, чтобы их защитить. Пятьдесят Второй насчитывал стандартные две с половиной тысячи людей. Роты и полуроты равномерно размещались вдоль вала, а наблюдатели на башнях в случае проблем должны были звать на помощь, бить в гонги, но на самом деле, если бы и правда кто-то или что-то напало на них, начались бы проблемы.
Кто-то или что-то.
В этом заключалась его следующая проблема. У Салурина складывалось впечатление, что за приказами, повелевавшими контролировать эту территорию, стояло нечто серьезнее, чем обычная осторожность, что император и Первая Крыса знали больше насчет возможной опасности, чем говорили ему. Он что, утратил их доверие? Или его каким-то образом проверяли? Отголоски происходящего в столице, казалось, подтверждали его подозрения.
С десяток дней назад Вторая Крыса отослал в столицу просьбу, чтобы Тридцатая пехотная дивизия — три полных полка пехоты — отправилась к Болоту. Но ответа не дождался до сих пор. В обычное время такое промедление было бы вполне понятным: армейские бюрократы перебрасывались бумагами, чтобы ответственность за то, что несколько тысяч солдат покинут казармы, пала на кого-то другого. Ведь речь шла о немалых деньгах: средства на перемещение небольшой армии даже на несколько десятков миль велики, если даже считать только питание и расквартирование войска, а еще были траты, связанные с блокировкой дорог и жалобами владельцев земель за стоптанные поля или вычерпанные колодцы, а также требования компенсации, которые наверняка посыплются. Во время мира торговля и сельское хозяйство — важнее армии.
Но вести, которые дошли из Меекхана, привели к тому, что Салурин перестал верить в такое простое объяснение промедления. Это была не обычная попытка прикрыть собственные задницы, но явное, слишком близкое к саботажу отсутствие субординации, потому что говорили, будто Нора выпала из милости, что Первая Крыса сидит под домашним арестом, Третья превратился в марионетку, а Псарня все выше поднимает голову и все громче взлаивает.
Это было запланировано? Или его послали сюда с миссией, которую на самом деле мог выполнить любой офицер, лишь затем, чтобы убрать подальше от главных событий? Неужели Нора проигрывает схватку с Сукой и ее людьми? И не доберутся ли сюда в любой момент приказы, которые лишат его всего: власти, привилегий и свободы? А может, даже жизни. Ведь во внутренней разведке именно он контролировал большую часть операций, направленных против Гончих, а Эвсевения Вамлесх всеми считалась живым воплощением мстительности.