Каждая мертвая мечта
Шрифт:
Его первый вопрос был неожиданным:
— Где ты потерял сани, солдат?
— Утонули.
— Псы?
— Тоже.
— Оружие и припасы?
— Пошли под воду, господин лейтенант.
— Плати вам жалование я, вычел бы из него стоимость потерянных вещей, Гессен.
— Понимаю, господин лейтенант.
— На твое счастье, платит император. Потому давай договоримся, что если вы ему ничего не скажете, то не скажу и я. Согласен?
— Так точно, господин лейтенант!
— Вольно. Ёлка, ты тоже.
Вдруг рыжий офицер улыбнулся. Искренне, широко и радостно.
— Велергорф!
Из
— Я тут, господин лейтенант.
— Накорми их. Пока будут есть — расскажи им что и как. Потом пусть найдут себе оружие. Когда пойдем вниз, останутся тут на страже.
— Слушаюсь, господин лейтенант.
И только теперь Альтсин понял, что все на палубе вооружены. А также тихи, спокойны и собраны, как перед битвой. Перед ним были солдаты, а потому не должно бы удивлять, что они носят шлемы, чешуйчатый доспех, кольчуги, стеганки, сабли, мечи и топоры… Но то, как они двигались, как обменивались взглядами или то и дело поправляли оружие и доспехи… К тому же на нескольких щитах виднелись следы недавнего боя, шрамы и прогибы были свежими, как и сбитое дерево. И как минимум четверо стражников ранило: кровь на повязках еще не успела засохнуть.
Проклятие… Альтсин снова смотрел на мир, словно родился в военном лагере, а вместо пеленок использовал старую кольчугу.
Несомненно, отряд недавно сражался. И опять готовился к бою. «Пойдем вниз», — сказал офицер. То есть — куда? Они находились на кормовой надстройке, что, несомненно, была высшей точкой на корабле… Собирались сойти ниже на палубу? Зачем?
— Обычно, когда люди видят нас впервые, говорят, что мы выглядим как банда разбойников.
Он вздрогнул, пойманный врасплох. Не заметил, когда рыжий лейтенант подошел к нему. А следовало, поскольку на меекханце было столько железа, что хватило бы на балласт для небольшого корабля. Кольчуга, шлем, щит, пояс с мечом, кинжал… Обещание насилия, перекованное в холодный металл, поддерживалось еще и той странной сосредоточенностью, которую вор заметил в глазах остальных солдат.
— На второй и третий взгляд не становится лучше. — Альтсин демонстративно смерил офицера взглядом. — Готовитесь к войне?
— Может быть. Но я хотел поговорить вовсе не об этом. Прошу прощения, что не подошел сразу, и благодарю за спасение моих людей.
— Не за что. Я…
— Я слышал, — рыжий вскинул ладонь. — Прежде чем мы подняли тебя наверх, Гессен успел сказать несколько слов о вашей встрече. И о тебе. Ты — чародей из города на западном побережье.
— Да. А ты — командир этой банды разбойников. — Альтсин махнул рукой на крутящихся вокруг солдат.
— Точно. — Офицер протянул руку. — Кеннет-лив-Даравит. Лейтенант Шестой роты Шестого полка Горной Стражи из Белендена.
Они пожали друг другу руки.
— Желудь.
— Знаю. Гессен сказал, что ты велел называть себя так.
— Такой обычай. В моих краях если ты маг, то не выдаешь настоящего имени.
— Странно. Но не страннее всего, о чем мне доводилось слышать. Какие аспекты используешь?
Альтсин мог бы назвать первые попавшиеся. Мягкий Песок, Черная Пыль или Пердеж Мула. Аспектов были сотни, кое-кто говорил даже, что тысячи, и порой они назывались по-разному в разных частях света. А потому никто — кроме, может, нескольких ученых, всю жизнь проводящих среди книг, — не сумел бы понять, врет ли вор.
Но вместо этого он пожал плечами. Он слишком устал, чтобы снова выдумывать нечто, а потом пытаться не забыть, что сказал.
— Те и эти. Моя гильдия не выдает своих тайн абы кому. — Он отступил на шаг и сплел руки на груди.
«Проклятие, отчего я снова это делаю?» Пока он просто носил душу Кулака Битвы, к нему приходили чужие эмоции и воспоминания, а иной раз он понимал, что смотрит на мир не так, как обычный вор, — но мог отличить это от собственного, портово-воровского «я». Но теперь? Когда он объял душу бога? Ну ладно, только ее фрагмент, но зато такой вредный. Подобное уже не могло бы произойти. Говорил или делал определенные вещи так, словно те всегда были частью его личности.
Чего, собственно, он хотел достичь, провоцируя этого офицера?
Ответ пришел сам собой. Он мог… нет, должен был убедиться, с кем имеет дело. Как лейтенант реагирует на уколы, какие у него слабости, умеет ли владеть собой…
Зачем ему было это знать?
Потому что часть его новой, разделяемой с Кулаком Битвы души рефлекторно воспринимала любого, кто носит оружие, как потенциального союзника или врага. А одних и других следовало знать.
Легкая ухмылка была единственным, чего он добился.
— Я не стану с тобой ссориться, чародей. У меня нет на это ни времени, ни желания. Ты спас моих людей, а значит, я твой должник, но не пытайся проверить, насколько большой. Начнем с простого. Ты голоден?
Проклятие, голоден ли он? Да он съел бы жареного вола, закусив того мешком вареного гороха.
— Немного.
Альтсин получил сушеного мяса и — что за неожиданность! — горсть сушеных фруктов. Проклятие, это была вкуснейшая еда, которую он пробовал когда-либо в жизни. Когда один из солдат еще и толкнул его в плечо фляжкой, до половины наполненной водкой, Альтсин был готов умереть от счастья.
— Пей. Но умеренно. После такого поста водка быстро ударит в голову. — Стражник скривил татуированное лицо в ухмылке. — Вархенн Велергорф. Десятник. Могу присесть?
Вор махнул рукой, пытаясь перевести дыхание. Ну и крепкая, зараза. Вот и славно. Когда исчезло впечатление, что кто-то ткнул ему в глотку факелом, появилось легкое послевкусие дыма и фруктов. И желание еще одной порции. Отчего бы и нет?
— Говорю же, осторожно. Если ты не ел несколько дней, то упадешь и захрапишь. — Десятник отобрал у него флягу, тряхнул и с явным одобрением кивнул. — Ну-ну. А ты неплох. Мои поздравления. Но даже меня эта водочка посылает в сон на всю ночь, а ты, уж прости, не кажешься крепким на голову.