Казус бессмертия
Шрифт:
Генерал встал. Шенгеле с трудом сел и с ненавистью взглянул на него. Дверь открылась, и молодые люди вышли в коридор. Генерал направился к выходу, но неожиданно остановился и, вернувшись к нарам, сообщил:
– Не получается у меня прощаться таким вот сухим образом. Да и продлить удовольствие хочется всегда. Хоть на секунду…
С этими словами он резко размахнулся правой рукой и влепил Йозефу в мокрую щеку тяжелую трескучую пощечину. Голова Шенгеле с глухим стуком ударилась о стену, и он потерял сознание. Генерал довольно посмотрел на распростертое тело и сказал по-русски:
– Вот
Он вышел в коридор, дверь закрылась, и замок защелкнулся.
Глава четвертая
Странный сон. Бредовый, но понятный. Сон-воспоминание. Разговор на идише…
– Мама, почему мы стоим в этой очереди?
– Нам надо помыться, сынок.
– Зачем? Очень холодно.
– У нас в бараке тетя Рахиль заболела тифом. Доктор приказал всем помыться в душе.
– В этом сером здании?
– Да, сынок.
– Мама, я не хочу… Это страшный дом. Туда заходят, но никто не выходит.
– Надо, сынок. Это быстро. Как нырнуть в реку. Задерживаешь дыхание, закрываешь глаза, ныряешь. Потом всплываешь, открываешь глаза, начинаешь дышать и оказываешься в новом, чудесном и искрящемся мире, в котором всегда светит солнышко…
– Солнышка давно нет. Все серое… Я боюсь, мама!
– Не бойся сынок. Солнышко будет с другой стороны здания.
– Я не умею плавать.
– Но я же с тобой. Я прижму тебя к себе, и мы поплывем вместе.
– А ты научишь меня?
– Конечно. И папа поможет.
– Но папу ведь убили солдаты! Тогда… из пистолета… во дворе нашего дома. Он упал и не встал… Я звал его…
– Нет, сынок, он просто споткнулся. Он нас уже ждет.
– Где?
– С другой стороны дома.
– Где светит солнышко?
– Да, родной мой.
– А там нам дадут покушать?
– Там много еды. Будешь кушать, сколько захочешь.
– А там вернут игрушки, которые забрали?
– Да, котенок мой…
– Тогда пойдем скорее. Мама, почему ты плачешь?
– Это просто дождик…
– Правда?
– Да, мой хороший. Ты не бойся. Закроешь глазки, досчитаешь до десяти – ты ведь умеешь – и увидишь папу… Вот и наша очередь подошла… миленький мой… иди на ручки… обними меня крепче… сыночек мой…
Три дня его не трогали. Время суток он научился определять по приему пищи. Завтрак состоял из второго блюда и чашки чая, обед – из двух так называемых блюд и чая. На ужин полагалась только кружка того же бесподобного напитка с куском хлеба. Пищу стали приносить относительно горячей. Но сначала это не радовало, так как зубы и десны после визита мстительного генерала кровоточили, и жевать было очень больно. Но постепенно раны зажили, и даже от синяков на теле почти ничего не осталось.
На четвертый день - сразу после завтрака – тяжелая дверь открылась, и двое солдат замерли на пороге. Один из них сделал рукой приглашающий жест, и Шенгеле вышел в коридор. Его проводили в тот кабинет, где состоялся первый допрос, и усадили на знакомый неудобный стул. В комнате находился лишь полковник Фролов. Он обратился к Йозефу по-немецки:
– Добрый день, господин Шенгеле. Как видите, надобность в переводчике отпала. Мы с вами будем теперь общаться один на один, что достаточно удобно для нас обоих. Кстати, как вам мой немецкий?
– Довольно неплох, - сухо ответил Йозеф.
– Я рад этому. Мне в изучении немецкого языка помогали наши восточногерманские коллеги. Я три года работал там. Мы проводили ряд операций совместно с организацией, именуемой «Штази». Слышали о такой?
– Читал в прессе. Очень беспринципная и жестокая служба.
Полковник рассмеялся:
– Это можно сказать о разведке любой страны мира. Специфика работы такая… Но, вернемся к нашим делам. Итак, как вы себя чувствуете? Есть ли какие жалобы?
Вопрос прозвучал как-то ехидно и издевательски. Шенгеле понял, что визит генерала останется безнаказанным и решил этой темы не касаться. Поэтому сказал о насущном:
– Меня очень плохо кормят.
Полковник развел руками и ответил:
– Это уже зависит не от меня. Я, если честно, вообще бы вас не кормил. Но наше гуманное государство выделяет шестьдесят семь копеек в день для питания каждого заключенного. А в праздничные дни полагается выдавать чай с сахаром и по одному вареному яйцу…
– И много бывает праздничных дней? – с живостью поинтересовался Шенгеле.
– Считайте сами. День Великой Октябрьской Социалистической Революции, День Конституции, День Международной Солидарности трудящихся, День Победы над фашистской Германией (Йозефа передернуло), Новый Год. По-моему, все… Ах, да! Еще Международный Женский День, но не знаю, каким боком он к вам относится… Есть еще всякие мелкие праздники, типа дней танкистов, артиллеристов, геологов и тому подобные… Но в эти дни яйца не положены, и чай разливают без сахара. Я полагаю, что достаточно полно ответил на ваш вопрос, и теперь мы можем заняться более важными делами.
Фролов встал и, расхаживая по кабинету, продолжил:
– Вы, господин Шенгеле, своим появлением в нашей стране создали огромную массу различных проблем. Но об этом – позже. Для начала – о недавнем допросе…
Когда вы назвали свое имя, мы сначала не поверили. Мы даже подумали, что вы – просто умалишенный идиот, место которому в сумасшедшем доме. Хотя – я уверен – ни в одной стране, ни в одной психиатрической клинике мира не найдется такого психа, который взял бы себе ваше имя! За Советский Союз я, например, ручаюсь. Всяких Наполеонов, Рамзесов, Баязетов, Зороастров и других мессий у нас хватает. Да и злодеев там в избытке. Взять, хотя бы тех же Ивана Грозного или, скажем, Нерона. Но даже самый последний умственно отсталый и буйно помешанный параноик не будет мараться о такого мерзавца, каковым являетесь вы! И это – логично… Можете не делать оскорбленный вид. То, что вы мерзавец – очевидный факт. А факт – самая неотразимая и неоспоримая в мире вещь… Итак, были заданы вопросы, и ответы убедили нас в вашей искренности. Но потребовалось некоторое время для проверки. На сегодняшний день могу с уверенностью сказать, что вы – действительно тот, кем представились в последний раз, хотя существуют некоторые несообразности, объяснения которым пока нет. Но у нас с вами впереди много времени…