Кельтский крест
Шрифт:
Тем временем в воздухе витало предпраздничное напряжение. Слуги сновали между кладовыми и кухней, пополняя запасы неугомонной Берты. Вивиан поселилась в замке, зорко следя за служанками, начищавшими замок до блеска.
Все эти дни Агнесс почти не выходила из своих комнат, говорили, что она заболела, но при этом она упорно избегала Вивиан. Знахарку это не беспокоило:
— Если человек не хочет помощи, то бессмысленно навязывать ее, — ответила она мне, — а Агнесс ненавидит меня очень давно.
— За что?
— Она считает, что именно я была виновата в том, что старый герцог охладел к ее матери, — Вивиан задумчиво посмотрела
— Она так любила мать?
Вивиан хмыкнула:
— Нет, но у дочери наложницы меньше шансов стать правителем Оркнейских островов. Бонны никогда на это не пойдут.
— Но почему Десмонд не выдаст ее замуж?
— А кому нужна капризная девчонка, дочь рабыни? Да и сама Агнесс никогда не примет выбор брата.
— Разве это имеет значение?
— Конечно. В Отличие от Рима женщины здесь вольны отказать тому, кого выбрал им глава рода. Правда и глава рода может не принять выбор женщины.
— И что тогда?
— Тогда, она, как и Агнесс сидит дома и портит настроение окружающим.
— Но она очень красивая. Неужели к ней не сватался никто, кто мог бы привлечь ее?
— Айрин, для женщины в наши времена главное не красота, а происхождение и приданное. Брачный союз — это союз семей, земель и кланов. Такие жнщины, как Агнесс годятся разве что для бастардов или младших сыновей. Но ее мать была дочерью вождя и по доброй воле отправилась с герцогом. Поэтому по законам пиктов она — законная дочь и более того, наследница. Выдать ее замуж за какого-нибудь бастарда значит оскорбить пиктов. Они этого не простят. Одно время старый герцог намеревался выдать ее замуж за Филиппа, но…
— Но? — нахмурилась я. Вивиан посмотрела на меня, в ее глазах заблестели слезы:
— Он погиб. Был растоптан кабаном на охоте. …Проклятая Моргана…
Она кивнула и замолчала, погрузившись в воспоминания. Молодая женщина летит по коридору в объятия любимого, он подхватывает ее и, смеясь, кружит, а затем крепко целует в губы. Когда он отстраняется, их слегка шатает. Не сговариваясь, они берутся за руки и ускользают в ближайшую спальню. Маленькая темноволосая девочка наблюдает все это из-за угла. Радостный шепот, перемежаемый поцелуями, стоны и вскрик — она слышит это все. Длинные тонкие пальцы впиваются в камень, выступающий из стены. Её губы кривятся в презрительной улыбке. Она ускользает прежде, чем любовники, все еще тяжело дыша, выходят из спальни. Ее карие глаза горят злым блеском. Они никогда не узнают, что она был там.
Я вздрогнула и обнаружила, что вновь сижу напротив задумчивой Вивиан. Знахарка, все еще витая в воспоминаниях, задумчиво теребила кончик косы, переброшенной через плечо.
— Десмонд не похож на отца?
— Трудно сказать. Его отец никогда не был столь замкнутым. Если он гневался, об этом знал весь замок… когда он смеялся — все тоже знали. С его сыном все гораздо сложнее. Я никогда до конца не могла понять, что у этого мальчишки на уме, даже в детстве, когда он днями пропадал в вересковых пустошах. Впрочем, это была и моя вина — слишком уж мы с его отцом были увлечены друг другом.
— Ты была счастлива? — я поневоле задала этот вопрос.
— С герцогом, — она вздохнула и поправила себя, — со старым герцогом, я была безумно счастлива.
— Поэтому ты так не любишь оставаться здесь?
— Да. Десмонд несколько раз просил меня об
— А почему он не женился?
— Не знаю. Он и в детстве был не очень разговорчивым, а уж когда вернулся, и подавно! Мы с Гаретом сколько его не убеждали, он нас даже не слушал. Кого мы ему только не предлагали в жены! Только глазами сверкнет, даже мне страшно становилось! Гарет говорит, у коннунга все так же было. Дед его хотел женить на своей внучке от старшей жены и наследником сделать, так Десмонд вообще сбежал, вернулся, правда, потом, привез коннунгу римского орла с обрезанными крыльями. Тот даже бушевать не стал, понял, что бесполезно.
— А женщины? Они у него были?
Вивиан неопределенно пожала плечами:
— Кто ж его знает. Гарет говорит, вроде были. Сама я Деса не спрашивала — не мое это дело.
— Тогда зачем ему жену выбирать? — не сдержалась я. Вивиан улыбнулась:
— Жена это же другое. Правда, ему выберешь! Все больше отшучивается и убегает. А несколько дней назад вообще заявил, что не может взять в жены ту, с которой нельзя смеяться по утрам.
Я слегка покраснела, вспомнив наши утренние набеги на кухню замка и, опасаясь пристального взгляда знахарки, поспешила переменить тему:
— Бетани сказала, что завтра — праздник Лито?
— Да, вечером по всему острову разгорятся костры и девушки с парнями будут прыгать через огонь. Твое новое платье готово?
Я кивнула, вспомнив ниспадающие складки белого шелка. Мать Бетани сшила мне платье буквально за два дня, сокрушаясь, что не успевает украсить его вышивкой, как полагается. По мне, без вышивки оно было еще лучше.
— Хорошо. Боги обещают нам солнечный день и теплый вечер, — она отложила ступку, в которой перетирала мяту и потянулась, будто кошка, — Пожалуй, нам пора отдохнуть, завтра будет длинный день.
Следующим днем даже солнце, казалось, светило более ярко. Слуги суетились, стремясь как можно быстрее закончить со своими обязанностями. Девушки громко перекликивались, смеясь и споря, кто из них перепрыгнет самый высокий костер. Бетани трещала без умолку, сокрушаясь, что впервые не сам герцог зажжет первый факел. Алан в коридоре до хрипоты спорил с кем-то из офицеров, который настаивал на повышенном количестве дозоров.
«С Десмондом он бы так не спорил» — подумалось мне, но я поспешно прогнала эти мысли. Бетани впорхнула ко мне, быстро помогла одеться и убежала прочь — плести венок из летних маков, в конце ночи девушки, кто еще был не замужем, кидали его в воду, кликая суженых.
С первыми волнами прилива в сопровождении отряда воинов, мы все вместе: и лорды, и слуги, выдвинулись из замка, намереваясь отпраздновать ночь летнего солнцестояния. Наш кортеж возглавлял Алан, чуть позади него ехала Агнесс, плотно завернувшись в свой плащ. Я впервые увидела ее за последнюю неделю и поразилась, насколько она похудела. Она была очень бледной, щеки ввалились, на мертвенно-бледном лице глаза казались просто огромными. Она неуверенно сидела в седле, будто боясь, что свалится под копыта. Филипп ехал чуть поодаль, украдкой бросая на нее встревоженные взгляды. Поскольку у гнедого спина еще не зажила, Бринн вывел мне другую лошадку, достаточно резвую, чтобы не доставлять мне особых проблем. Заметив меня, Филипп придержал свою лошадь, поджидая: