Кентурион
Шрифт:
Зухос проводил глазами изящную ладью в форме лебедя с резной человеческой головой. Ладья была до бортов нагружена снедью – кормчий правил, а торгаш на носу распродавал фрукты, овощи, сыр, лепешки, вино. Прогулочные иму то и дело подплывали к нему и отоваривались.
Провизию волокли и по берегу – гнали целые стада бычков-двухлеток и телят, вели газелей и антилопориксов, несли плетеные клетки с гусями, журавлями и утками, корзины с фруктами, носилки с сырами и грудами дымящихся, свежайших лепешек. Скотину забивали тут же, на берегу, шустро разделывали на порционные куски и передавали поварам, копошившимся у открытых очагов, под навесами на тонких колоннах.
А народ, толпами валивший по набережным, гулял. Пил, закусывал, орал, пел, молился и опять тянулся к кувшинчику с темным абидосским. Голые музыкантши трясли систрами – изогнутыми бронзовыми полосами, в которых закреплялись стержни, издававшие звон. Наверху, на закруглениях, систры несли изображения кошек с человеческими лицами, а ниже стержней – сразу два лика, Изиды и Нефтиды. Их подруги выдавали трели из двойных флейт, терзали струны арф и кифар, египетских мандолин с колокольчиками и лир, били в бубныкиклы. Римляне жадно оглядывали нагих оркестранток, а египтяне будто и не замечали их. Это было в обычае: музыку всегда исполняли в чем мать родила.
Ливийцы, не переставая, словно войдя в транс, колотили в тамбурины, дико гикая и подскакивая. Негры с перьями в волосах хлопали в ладоши и распевали походные песни. Обнаженные до пояса танцовщицы плясали, то ведя хороводы, то разрывая круг, и вертясь волчками, раздувая пышные юбки.
Хор жрецов пел:
– «Хвала тебе, возносящийся над горизонтом и обегающий небо! Чудесный путь твой – залог благополучия тех, на чей лик падут твои лучи… Великий путник бесконечного пространства, над которым нет господина и для которого сотни миллионов лет – одно мгновенье… О светоч, восходящий на горизонте, великий своей лучезарностью, – ты сам творишь свои формы и, никем не рожденный, сам рождаешь себя!»
Тут навстречу первому хору выступил второй и затянул высокими голосами:
– «Ты тот, кто сотворил небо и землю и населил их живыми существами! Ты тот, кто создал воду и большой разлив ее, кто сотворил небо и тайну его высот, кто, открывая глаза, повсюду разливает свет, а закрывая их – все окутывает тьмой! Воды Нила текут по твоему повелению, но боги не ведают твоего имени!»
Роме, эллины, римляне – все подпевали обоим хорам, воздевая руки, раскидывая цветы, весело толкаясь и суетясь. А праздник Опет только начинался! Двадцать четыре дня веселья ждало людей впереди, веселья, гулянок и попоек, дармовой любви невест и платной – куртизанок.
А Зухос проталкивался сквозь толпу, поперек ее суетного движения, и ощущал себя чужим.
Пробившись на Царскую Дорогу, он направился к дому магистра Нильской флотилии Валерия Юлия. Говорят, даже нынешний префект Египта выделял магистра. Но Зухоса больше интересовали сестерции Валерия Юлия, бравшего на откуп синайские карьеры, где добывали бирюзу и золотые прииски в Нубии. Злато-серебро непересыхающим ручейком бежало к магистру и ссыпалось в его сундуки. Пора поменять им русло…
– Ждите меня здесь, – буркнул Зухос слугам.
Ворота, ведущие во владения магистра, обнесенные стеной, были высоки и изукрашены цветной росписью. По обеим сторонам ворот высились две кедровые мачты, увенчанные римскими орлами. Зухос проник за приоткрытую створку.
Сразу за воротами протирался большой двор, вымощенный камнем. Двор окаймляли галереи, черепичные крыши которых держали на себе тонкие деревянные колонны. Под крышами отаптывались кони, по двору расхаживали легионеры, приданные магистру для охраны, но на пришельца они смотрели как на пустое место.
В одной из стен этого переднего двора стояли открытыми еще одни ворота. Они вели в большой ухоженный сад из пальм, сикомор, акаций, смоковниц с аллеями, шпалерами винограда, затейливо подстриженными кустами жасмина. По саду были расставлены статуи из белого мрамора, из глубоких чаш били фонтаны, а чтобы напитать водой все это великолепие, огромное черпальное колесо день и ночь крутилось на берегу Нила, с приводом от волов. Главная аллея упиралась в двухэтажное здание с массой дверей, отворявшихся на веранду, что тянулась вдоль всего дома. Крышу веранды поддерживали пестро раскрашенные деревянные столбы. Над широким парадным входом нависал огромный снежно-белый балкон, обрамленный парой колонн и прикрытый плоской кровлей. По карнизу крыши шла цветистая роспись – узор из чередования ярко-синих и золотистых зигзагов. Здесь и проживал магистр.
Зухос вошел нагло, как хозяин. По дому сновали скучные рабы, вяло водившие тряпками и делавшие вид, что заняты уборкой. Незванный гость приказал им себя не видеть.
Оглядываясь, Зухос вошел в большой нижний зал с колоннами из полированных кедровых стволов. Праздник Опет чувствовался и здесь – стены, колонны и рамы узких окон были увешаны гирляндами свежих цветов. Больше всего висело лотосов, но проглядывали и зевы редких по красоте и ценности орхидей, доставленных из лесов, что покрывали берега реки Ароматов далеко за пятым нильским порогом.
Под окнами, на низких подставках, стояли плетенки с фруктами, окружая пестрые кувшины с вином.
Внезапно дверь из гладких досок кедра растворилась, и в зал, напевая, вошла девушка, красивая девушка лет осьмнадцати, небольшого роста. Она была одета в тончайший хитон из индийской розовой ткани, собранный в мягкие складки и зашпиленный на плечах золотыми фибулами. Но, как бы ни морщилась дорогая ткань по подолу, на высокой груди она распрямлялась. Нижний край хитона опускался до щиколоток, изящные маленькие ступни были обуты в сандалии с узкими посеребренными ремешками. Лента в цвет хитона стягивала крутые завитки волос на темени, открывая нежную, стройную шею. В обеих руках девушка несла по кувшину. Зухос вперился в нее. Обычно он не слишком интересовался женщинами, чаще всего подчиняя их ради своих слуг, дабы те сбрасывали копившееся в них напряжение. Но эта девица… Чудо, как хороша!
Девушка заметила молчаливо стоявшего Зухоса, и вздрогнула.
– Кто ты? – спросила она. – Ты к отцу? А его нет!
– Как зовут тебя? – спросил «гость» с властным превосходством.
– Юлия, – ответила девушка, медленно опуская кувшины. Поставив их на пол, она выпрямилась, и этот изящный прогиб юного тела решил ее судьбу.
– Ты – дочь магистра? – полюбопытствовал Зухос, хотя ему было безразлично происхождение Юлии.
– Да… – сказала девушка, испытывая растерянность. И страх.