Киево-Печерский патерик
Шрифт:
Тогда повелел он собрать всю братию и тех, кто в села ушел или по каким иным делам, и, созвав всех, начал наставлять тиунов, и приставников, и слуг, чтобы каждый исполнял порученное ему дело со всяческим прилежанием и со страхом Божьим, с покорностью и любовью. И опять поучал всех со слезами о спасении души, и о жизни богоугодной, и о посте, и о том, как заботиться о церкви и стоять в ней с трепетом, и о братолюбии, и о покорности, чтобы не только старших, но и сверстников своих любить и покоряться им. Поучив же, отпустил их, а сам вошел в келью и начал плакать и бить себя в грудь, кланяясь Богу и молясь ему о спасении души, и о стаде своем, и о монастыре. Братья же, выйдя от него, стали говорить промеж себя: «Что такое он говорит? Или, уйдя куда-нибудь,
Таче по сихъ блаженаго зим възгрозивъши и огню уже лют распальшу и, и не могый къ тому ничьтоже, възлеже на одр, рекъ: «Воля Божия да будеть, и якоже изволися ему о мън, тако да сътворить! Нъ обаче молю ти ся, Владыко мой, милостивъ буди души моей, да не сърящеть ея противьныихъ лукавьство, нъ да приимуть ю ангели твои, проводяще ю сквоз пронырьство тьмьныихъ тхъ мытарствъ, приводяще ю къ твоего милосьрьдия свту». И си рекъ, умълъче, къ тому не могый ничьтоже.
А блаженный тем временем трясся в ознобе, и пылал в жару, и, уже совсем обессилев, лег на постели своей, и промолвил: «Да будет воля Божья, что угодно ему, то пусть то и сделает со мной! Но, однако, молю тебя, Владыка мой, смилуйся над душой моей, пусть не встретит ее коварство дьявольское, а примут ее ангелы твои и сквозь препоны адских мук приведут ее к свету твоего милосердия». И, сказав это, замолк, ибо оставили его силы.
Братии же въ велиц скърьби и печали сущемъ его ради. Потомь онъ 3 дьни не може ни глаголати къ кому, ниже очию провести, яко многыимъ мьнти, якоже уже умртъ, тъкъмо же малы видяхуть и еже сущю душю въ немь. Таче по трьхъ дьньхъ въставъ, и братии же вьсей събьравъшися, глагола имъ: «Братие моя и отьци! Се, яко уже вмь, врмя житию моему коньчаваеться, якоже яви ми Господь въ постьное врмя, сущю ми въ пещер, изити от свта сего. Вы же помыслите въ себ, кого хощете, да азъ поставлю и вамъ въ себе мсто игумена». То же слышавъше, братия въ велику печаль и плачь въпадоша, и по сихъ излзъше вънъ и сами въ себ съвтъ сътвориша, и якоже съ съвта вьсхъ Стефана игумена въ себ нарекоша быти, деместика суща цьркъвьнааго.
Братия же была в великой скорби и печали из-за его болезни. А потом он три дня не мог ни слова сказать, ни взглядом повести, так что многие уже подумали, что он умер, и мало кто мог заметить, что еще не покинула его душа. После этих трех дней встал он и обратился ко всей собравшейся братии: «Братья мои и отцы! Знаю уже, что истекло время жизни моей, как объявил мне о том Господь во время поста, когда был я в пещере, и настал час покинуть этот свет. Вы же решите между собой, кого поставить вместо меня игуменом». Услышав это, опечалились братья и заплакали горько, потом, выйдя на двор, стали совещаться и по общему согласию порешили, что быть игуменом у них Стефану, начальнику хора церковного.
Таче пакы въ другый дьнь блаженый отьць нашь Феодосий, призъвавъ вьсю братию, глагола имъ: «Чьто, чада, помыслисте ли въ себ, еже достойну быти въ вас игумену?». Они же вьси рекоша, яко Стефану достойну быти по теб игуменьство прияти. Блаженый же, того призъвавъ и благословивъ, игумена имъ въ себе мсто нарече. Оны же много поучивъ, еже покарятися тому, и тако отпусти я, нарекъ имъ дьнь прставления своего, яко «въ суботу, по възитии сълньця, душа моя отлучиться от тлесе моего». И пакы же призъвавъ Стефана единого, учааше и, еже о паств святааго того стада, себо и не отлучашеся от него, служа тому съ съмрениемь, б бо уже болзнию лютою одьрьжимъ.
На другой день блаженный отец наш Феодосии, снова призвав к себе всю братию, спросил: «Ну, чада, решили вы, кто же достоин стать вашим игуменом?» Они же все отвечали, что Стефан достоин принять после него игуменство. И блаженный, призвав к себе Стефана и благословив, поставил его вместо себя игуменом. А братию долго поучал, слушаться его веля, и отпустил всех, назвав им день смерти своей: «В субботу, после восхода солнечного, оставит душа моя тело мое». И снова, призвав к себе одного Стефана, поучал его, как пасти святое то стадо, и тот уже больше не отлучался от него и смиренно прислуживал ему, ибо был он уже тяжело болен.
И якоже пришьдъши субот и дьни освитающу, посълавъ, блаженый призъва вьсю братию, и тако по единому вься цлова, плачющася и кричаща о разлучении таковааго имъ пастуха. Блаженый же глагола имъ сице: «Чада моя любимая и братия! Се бо и утробою вься вы цлую, яко отхожю къ Владыц, Господу нашему Исус Христу. И се вамъ игуменъ, его же сами изволисте. Того послушайте, и отьця того духовьнааго себ имйте, и того бойтеся, и по повелнию его вься творите. Богъ же, иже вься словъмь и прмудростию сътвори, тъ васъ благослови и сънабъди от проныриваго без бды, и неподвижиму и твьрьду яже къ тому вру вашю да съблюдеть въ единоумии и въ единой любъви до послдьняаго издыхания въкуп суще. Дай же вамъ благодать, «же работати тому бес прирока, и быти вамъ въ единомь тл и единмь духъмь въ съмрении сущемъ и въ послушании. Да будете съвьрьшени, якоже и отьць вашь небесьный съвьрьшенъ есть. Господь же буди съ вами! И о семь же молю вы и заклинаю: да въ ней же есмь одежи нын, въ той да положите мя тако въ пещер, идеже постьныя дьни прбываахъ, ниже омывайте убогаго моего тла, и да никътоже от людий мене, нъ вы едини сами да погребете въ пржереченмь мст тло се». Си же слышавъше братия от усть евятаго отьца плачь и сльзы изъ очию испущааху.
Когда же настала суббота и рассвело, послал блаженный за всей братией и стал целовать их всех, одного за другим, плачущих и вопиющих о разлучении с таким пастырем. А блаженный им говорил: «Чада мои любимые и братия! Всем сердцем прощаюсь с вами, ибо отхожу я к Владыке, Господу нашему Иисусу Христу. И вот вам игумен, которого вы сами пожелали. Так повинуйтесь же ему и пусть будет он вам отцом духовным, бойтесь его и делайте все по его повелению. Бог же, тот, кто все сотворил словом своим и премудростью, пусть благословит вас, и защитит от лукавого, и сохранит веру вашу нерушимой и твердой, в единомыслии и взаимной любви, чтобы до последнего вздоха вы были вместе. Да будет на вас благодать — служить безупречно Богу, и быть всем, как одно тело и одна душа, в смирении и послушании. И будьте же вы совершенны, как совершенен и ваш отец небесный. Да пребывает Господь с вами! И вот о чем прошу вас и заклинаю: в какой одежде я сейчас, в той и положите меня в пещере, где провел я дни поста, и не обмывайте ничтожное тело мое, и пусть никто из людей, кроме вас самих, не хоронит меня на месте, которое я вам указал». Братья же, слыша слова эти из уст святого отца, плакали, обливаясь слезами.
Блаженый же пакы утшая глаголааше: «Се общаюся вамъ, братия и отьци, аще и тлъмь отхожю от васъ, нъ духъмь присно буду съ вами. И се, елико же васъ въ манастыри семь умьреть, или игуменъмь къде отсъланъ, аще и грхы будеть къто сътворилъ, азъ имамъ о томь прдъ Богъмь отвщати. А иже отъидеть къто о себ от сего мста, то же азъ о томь орудия не имамъ. Обаче о семь разумйте дьрьзновение мое, еже къ Богу: егда видите вься благая умножающаяся въ манастыри семь, вдите, яко близь владыкы небесьнааго ми сущю. Егда ли видите скудние суще и вьсмь умаляющеся, тъгда разумйте, яко далече ми Бога быти и не имуща дьрьзновения молитися къ нему».
А блаженный снова утешал их, говоря: «Вот обещаю вам, братья и отцы, что хотя телом и отхожу от вас, но душою всегда останусь с вами. И знайте: если кто-либо из вас умрет здесь, в монастыре, или будет отослан куда-нибудь игуменом, то, если даже и согрешит в чем, все равно буду я за того отвечать перед Богом. А если же кто по своей воле уйдет из монастыря, то до такого мне дела нет. И так вы узнаете о дерзновении моем перед Богом: если увидите, что процветает монастырь наш — знайте, что я возле владыки небесного; если же когда-либо увидите оскудение монастыря и в нищету впадет он, то знайте, что далек я от Бога и не имею дерзновенья ему молиться».