Киндер-сюрприз для декана
Шрифт:
Не подходи – щадить не буду.
Холера всегда потом и кровью стояла за тех, кого любит. И я в её глазах сейчас – не особенно лучше её братца, того самого, что её мать довел до инсульта, а потом – и до комы.
Только…
Только я же все равно не оставлю её в покое. Это ясно как день. Оставлять её за скобками все это время было относительно просто. Сам себе твердил, как кретин последний, что ничего-то нас не связывает. Ничего-ничего.
А ведь связывало. И ниточка эта
На самом деле примерный план действий я для себя набросал, еще когда сидел в машине. Все было просто, очевидно, элементарно – в теории. А на практике…
А на практике происходит забавное совпадение. Пока я ищу телефон, паркуюсь бедром на подоконнике и набираю номер Васнецова, во двор на голубом каком-то ведре вылезает Капустина. Я вижу с четвертого этажа. Вылезает, задирает голову вверх и начинает высматривать что-то. Я салютую ей из распахнутого окна лоджии, а потом – неохотно тащусь на улицу под череду гудков, отдающих в ухо.
Надеюсь, она привезла журнал, а не приехала повторить сегодняшний эпизод нытья в мою жилетку.
– Я через десять минут перезвоню.
– Надеюсь, с хорошими новостями?
Я делаю вид, что не расслышал последнего вопроса и сбрасываю звонок Васнецова.
Думаю, некоторые плохие новости он вполне готов услышать. Но у меня же не только они за пазухой лежат.
Моя СМС явно успевает долететь до Капустиной, прежде чем она подойдет к домофону – я этому рад, мне не хотелось будить Антона.
Да и вдохнуть пару глотков свежего воздуха тоже хотелось. День выдался жаркий. Во всех смыслах этого слова.
– Ну что, съела тебя Иванова? – спрашиваю насмешливо, а Анна бросает на меня хмурый взгляд исподлобья: ну видишь, не съела. И даже шокером выгреб я, а не ты. – И стоило так переживать?
Она коротко дергает плечом – не знаю, мол, стоило ли! А потом протягивает мне журнал. Я проверяю подписи – стоят во всех нужных местах. Ну, хотя бы…
– Улыбнитесь, Юлий Владимирович.
Я вскидываю голову, и дурацкой уткой покрякивает камера на Капустинском телефоне.
– Отлично вышли, – комментирует паршивка и утыкается в телефон, что-то на нем клацая.
– А ну-ка…
Капустина очень запоздало реагирует на мое приближение. И когда я перехватываю смартфон из её ладоней – офигевает настолько, что даже внятного сопротивления не дает.
И я успеваю рассмотреть на экране и свою фотографию, и ехидную приписочку «абонент Ройх живой и почти не покоцанный, можете не волноваться».
А потом… «Абонент Катюнчик набирает сообщение…»
Теперь моя очередь неметь и торопеть. Так, что Капустина, опомнившись, отжимает у меня свой же смартфон.
– Вы вообще обурели, Юлий Владимирович! Скажите спасибо, что у меня шокера
– А ты заведи, – произношу через силу, сглатывая сухость во рту, – заведи, Капустина. Придурков хватает.
– У вас спросить забыла.
Она ворчит, но я вздрагиваю не от её слов и изобличений, я вздрагиваю от короткого посвистывания – популярного сигнала о пришедшем сообщении.
– Что она ответила? – вырывается у меня из груди, пока Капустина, сведя брови, изучает свой телефон так пристально, будто уверена – я его не пальцами потрогал, а ногами походил.
– «Какая жалость!» ответила, – Капустина бросает на меня очередной свой недовольный взгляд и все-таки решает припомнить про совесть, – да просто «Спасибо» она написала. Что еще-то она может написать. Я всего лишь её просьбу выполнила. Убедилась, что вы живы и шевелитесь.
Ох уж эти девочки.
Она ведь даже не подозревает, какая мощная буря сейчас у меня в душе зашумела.
Её просьба! Личная!
То есть, конечно, есть вариант, что она просто побеспокоилась, по-человечески, но как же приятно думать, что какие-то обрывки нашей с ней связи все еще живы.
Да, это всего лишь мои мысли, мои желания. Они не становятся реальностью, они просто даруют мне хоть и легкое, но все же – ощутимое облегчение моих эмоций.
Капустина не задерживается. Скомкано прощается, прыгает в машину и торопливо выруливает из дома на проспект.
И я – остаюсь один, совсем, только мои впечатления от последних суток прыгают в моей голове за партой в пустом классе и просят дать им ответ.
Вот только перед смертью не надышишься, перед диетой – не нажрешься. И разбираться с Васнецовым мне надо сейчас.
– Я завезу тебе журнал завтра, Егор Васильевич, – сообщаю я, как только господин товарищ и.о.ректора соизволяет взять трубку.
– С подписью? – похоронно уточняет Егор. Он всегда очень хорошо понимал, в какую сторону клонит ветер.
– С подписью, – подтверждаю.
– Чтоб тебя! И Иванову тоже – чтоб её!
– Это не все мои новости на сегодня.
– Есть что-то еще более грандиозное, чем потеря перспективной студентки и тех дотаций, которые мы могли с ней вместе получить?
– Может быть, чуть менее, но грандиозное, – спокойно откликаюсь, – я увольняюсь, Егор Васильевич!
Первые впечатления Васнецова – такие яркие, что я благословляю небеса, что вышел на улицу. Родительских прав должны лишать уже за то, что ты решил остаться в одной квартире с ребенком и слушать вот это!
Васнецов договаривает мысль до конца, выдыхает, кажется, даже водички глотнул, после такой-то пламенной речи.
– Ты все понял, куда тебе надо запихнуть этот весь твой бред? – продышавшись интересуется он, и в голосе его чувствуется острое желание снять с моей черепушки скальп.