Киреевы
Шрифт:
— Я его так редко видела, — ответила Наташа.
— Редко? Он ведь работает вместе с вами.
— Доктор Любимов занят частной практикой.
— Ясно, у Любимова широкие связи с населением, а город кишмя кишит этими бандитами — партизанами.
— Отлично, — добавил после непродолжительного молчания Бринкен. — Надеюсь, фрау Глинская, вы сможете повторить все сказанное вами сейчас и при докторе Любимове, — и он нажал кнопку настольного звонка.
— Пересядьте на тот стул, в углу.
Конвоиры ввели старшую санитарку
Первой допрашивали Марфу:
— Кто из персонала был в бараке, когда пришли машины?
— Я и доктор Любимов. Наталья Николаевна ушла утром и не возвращалась, сестры Лукиной тоже не было, не хватает у нас ведь медработников, сами, наверное, знаете…
Марфа сидела на стуле, сложа руки на коленях, и деловито отвечала на вопросы:
— Когда приехали эти грузовики, к Евгению Федоровичу зашел ихний начальник. Вышли, значит, они оба…
— Врешь, меня тоже не было! — истерически закричал Любимов.
— Молчать! — Ауэ подошел и, не смотря на Любимова, взмахнул хлыстом. Удар пришелся по плечам. Любимов всхлипнул…
— Я и говорю, как же без Натальи Николаевны отправлять, кого она выписала? — испуганно продолжала Марфа. — «Всех, всех!» — кричит начальник, а Евгений Федорович только рукой махнул и ушел к себе в кабинет. Солдаты и потащили на носилках всех без разбору. Все плачут, начальник орет. Я и говорю шоферу: «Ты уж поосторожнее вези, и так они еле живые!», а он сначала залопотал что-то не по-русски, а потом как заорет на меня… Ушли машины, и я домой поплелась. Что мне там делать-то без больных.
Ауэ дал знак конвоирам. Подхватив Любимова подмышки, они проволокли его по ковру и швырнули на стул, стоявший посреди комнаты.
— Что ж, будешь и теперь упрямиться, как осел? — спросил Ауэ и, повернувшись к майору, вполголоса стал говорить ему по-немецки: — Этот идиот без конца твердит, что был к шести часам вызван к какому-то обер-лейтенанту Курту Шемберг. Нет у нас такого офицера, а по указанному адресу живет полусумасшедшая старуха с девчонкой…
— Значит, пока ты лечил своего несуществующего пациента, — издевательским тоном спросил Ауэ, обращаясь уже к Любимову, — какой-то таинственный незнакомец в твоем пальто и шляпе играл роль почтенного доктора Любимова и отправлял больных к партизанам? Врешь, негодяй!
Переводчик повторил все по-русски.
— Правду говорю, правду, — прошепелявил сквозь выбитые зубы доктор. — Я сам, сам сообщал вам о партизанах, — из последних сил истерически выкрикнул он.
— Доносил о людях, которые оказались ни к чему не причастны. За одно это тебя надо повесить, — зло сказал Ауэ. — Долго еще мы будем с ним возиться? — обратился он к Бринкену.
— Пусть подохнет под плеткой, — ответил обер-лейтенант. — Буду тянуть из него жилы до последнего вздоха.
…Наташа вернулась домой под утро. Ее привез фон Бринкен.
Гестаповцы с умыслом отпустили жену инженера Глинского: «фрау, конечно, подозрительна, надо будет за ней проследить, а взять ее обратно всегда сумеем».
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Поздно вечером из здания комендатуры вышел Виктор Киреев вместе с обер-лейтенантом Бринкеном. Часовой отдал офицерам честь и снова окаменел.
Площадь перед комендатурой была ярко освещена молочными электрическими шарами. У подъезда стояли автомашины различных европейских марок. Они блестели, только что умытые дождем. Резкий ветер бросил в лицо офицерам холодную дождевую пыль.
— И это прославленный солнечный край! — недовольно проговорил Бринкен.
— Такая отвратительная погода редкое явление у нас, — откликнулся Виктор.
Простившись с обер-лейтенантом, он сел в машину и поехал домой. Виктор продолжал ездить один, хотя комендант упрекал его за неуместную храбрость: местные жители ненавидели лейтенанта Киреева.
Сегодня фон Роттермель спросил:
— Когда, наконец, вы бросите мальчишество, лейтенант? Именно вам необходима надежная охрана.
— Большое спасибо, господин полковник, но мне стыдно из-за моей персоны отвлекать людей от полезной работы. Постараюсь уберечь себя сам, — ответил Виктор.
Комендант усмехнулся:
— Похвальная, но излишняя скромность, — и добавил тоном приказа: — С завтрашнего дня вы больше не будете ездить один в ночное время.
Мысль, что комендант был прав, молнией мелькнула в голове Виктора, когда у подъезда дома из мрака неожиданно выступила закутанная во все темное фигура и бросилась к нему. Виктор инстинктивно сжал рукоятку револьвера. Плачущий женский голос произнес:
— Витенька, миленький, пожалейте вы нас!
— Фу, черт! — сквозь зубы выругался Виктор. Карманным электрическим фонарем он осветил стоявшую перед ним женщину и с трудом узнал в ней мать Таси Лукиной.
«Испугался, как нервная барынька. И кого? Стыд!» — раздраженно подумал он.
— Что вам от меня нужно? — спросил он Лукину.
Та, всхлипывая, повторяла:
— Помогите, Витенька! Спасите! Не оставьте нас, сирот!
«Нас, наверное, подслушивают», — мелькнуло в голове Виктора, и он резко прикрикнул на старуху:
— Сейчас же говорите, в чем дело, или не путайтесь под ногами!
Прерывая свой рассказ слезами и вздохами, Дарья Петровна сообщила Виктору то, что ему уже было известно: