Китеж-град. Осада Ершовки
Шрифт:
–Слышь, парень. – Сказал он, обращаясь к Алексашке, – А ты сам-то этих самых, как их там, ну которые на Западный Форпост напали, – ты их видал, аль нет?
–Я же сказал, что не видал. – ответил Алексашка.
–А вообще кто-нибудь их видал хоть?
–Митька и видал.
–То есть всё, что ты знаешь об этих «врагах» – ты знаешь только со слов этого Митьки?
–Ну да. – Алексашка не мог понять, к чему купец клонит.
–Аааааааааааа….понятно. – многозначительно протянул купец.
–Что понятно-то? Что понятно?
–А
И вдруг все люди, до этого мрачные и подавленные этим неожиданным известием – тоже вдруг все разом захохотали. Что было самым странным, хохотали почему-то над Алексашкой, а не над кем-то другим.
–Поверил! Он тебя надул – а ты и поверил!
–Ещё и за 50 вёрст помчался сюда!
–Простофиля!
Алексашка пытался всех разом переспорить – доказывал, что всё правда, что завтра он идёт на воинский совет к воеводе – но этим только ещё больше раззадоривал хохотавших. От дружного гогота трясся стол, кое-кто от смеха попадал с лавок.
Наконец Алексашка понял, что вразумить пьяную хохотавшую толпу ему не удастся, плюнул на всё – и пошёл спать.
XX. Мегалополис
Китеж-град уходил под воду, а на берегу стояли люди и с грустью смотрели на него. Стояли тут все – и жители Китежа, давно перебравшиеся на берег, и те, кто перебрался только пару дней как. Бабы голосили, мужики – молча крестились.
Город как будто почувствовал, что все люди уже на берегу и всё что нужно было перевезено – а потому стал уходить под воду всё быстрее и быстрее. Крепостные стены всё ниже и ниже поднимались над озёрной гладью, и наконец, полностью скрылись под водой. На берегу поднялся крик, стон, плач. Люди смотрели на озеро и кричали «На кого ж ты нас покинул! Несчастные мы сироты-сиротинушки!».
Люди жившие в Китеже выглядели спокойней, ведь у них уже был свой кров, они не чувствовали себя столь несчастными. Но всё же, чувство какой-то невосполнимой утраты наполнило сердца всех людей.
И вдруг, когда все люди скорбели об утрате спасшего их города – были сказаны слова, надолго вселившие надежду в сердца людей.
На берегу стояли старый дед с внуком лет пяти. Дед перекрестился и грустно сказал:
–Горе нам, горемычным! Ушёл под воду, утонул наш Китеж-град!
На что пятилетний внук, глядя на него снизу вверх, сказал:
–Ну и что же, что ушёл под воду, деда! Не навсегда же он ушёл, он ведь снова на озере выплывет, да?
Кругом стоял такой шум, что слова эти услышать никто не мог, однако они были услышаны. Стоявший рядом молодой мужик посмотрел на мальчика и гаркнул по-молодецки:
–А ведь верно! Верно, говоришь, малец! Не навсегда наш Китеж-град под воду ушёл! Ещё появится он на Великом Озере, выплывет из пучины вод!
Громкий голос мужика услышало уже гораздо больше людей. И тут же, прямо на берегу, вместо слёз и причитаний начались пересуды:
–И впрямь! – говорили люди – С чего мы вдруг решили, что он никогда его больше не увидим?
–И то! Он ведь уже раз ушёл под воду – да поднялся снова на свет Божий, почему бы и второй раз ему не подняться?
–Поднимется! Увидим мы ещё наш Китеж-град!
–Увидим!
–Обязательно увидим!
Однако надо было продолжать жить, и устраиваться на новом месте. Люди из Китежа, полные тоски и жалости – звали всех к себе в дома – чтобы приютить несчастных. Люди нагрузили на лошадей всё, что ещё оставалось на берегу, и пошли по дороге от Великого Озера к Китежу.
К вечеру в Китеже почти все перепились. Пили много, и сами не знали от чего. Кто говорил, что это были поминки – поминали ушедший от них Китеж-град, другие, кому слова о возвращении его запали в душу – наоборот кричали, что уже совсем скоро, они увидят свой город снова.
В Китеже творилось нечто неясное – то ли горе, то ли веселье. Кто плакал, кто плясал, кто песни горланил. Поздно ночью, наконец, стало тихо – люди уснули.
А Китеж-града больше в Великом Крае никогда не видели.
XXI. Ершовка
Наутро Алексашка проснулся, и понял – что очень хочет есть. С удивлением он понял, что в последний раз ел ещё в Бенгаловке. За всё время его короткого путешествия – у него ни крошки во рту не было, кроме мочёного яблока, которым вчера вечером он закусил поднесённый ему ковш водки.
Хозяин уже суетился внизу. Алексашка спросил его, есть ли что из еды.
–Каша перловая, солонина, маисовые лепёшки, вино.
У Алексашки прямо дух захватило – этот нехитрый набор показался ему с голодухи царским пиром. Он сказал хозяину, чтобы нёс всё.
Ещё дымящаяся перловая каша была подгорелой, солонина – слишком солёной, маисовые лепёшки – чёрствыми. Но Алексашка ел так, что аж за ушами трещало, и обильно запивал вином. Когда на столе ничего не осталось, хозяин подошёл к Алексашке и сказал:
–Рупь с полтиной.
–Что? – обернувшись к хозяину, спросил Алексашка, всё ещё мысленно пребывая где-то далеко.
–Рубль с полтиной, плати.
И тут Алексашка понял, что Ерофей, отправляя его в Ершовку, не дал ему с собой ни копейки денег. «Вот это влип» – пронеслось в голове.
Впрочем, смущение Алексашки длилось лишь секунду. Он посмотрел на хозяина, и неожиданно даже для самого себя выпалил:
–Эти заплатят. – И указал на спящих на лавках Прохора и Гордея.
Глаза хозяина сразу сузились, и он подозрительно посмотрел на Алексашку:
–Заплатят? Да они же вчера кажись все деньги у меня и прогуляли.
–Нет, у них кажется ещё деньги есть. – сказал Алексашка, встав и подбираясь к входной двери.
–Кажется, или есть? – хозяин всё так же подозрительно смотрел на него.