Клад отца Иоанна
Шрифт:
– Вот это хорошо! Спасибо, ребятки, а то я тут на жаре уже малость притомился... Роса вон как скоро сошла, косить сразу трудно стало...
Мы принялись за дело, а дядя Миша, так нам представился косарь, стал рассказывать:
– Давным-давно, когда я был такой, как вы, про клад отца Иоанна говорили все. И искали его тоже от мала до велика. А вот ведь, как все было-то... Когда в 38-м закрыли Преображенский храм и батюшку Иоанна арестовали, то власти пришли в церковь описывать церковное имущество, да только ничего кроме росписей на стенах не обнаружили! А все знали, что храм тот очень богатым был, много золота, серебра да камушек разных имелось. Стали они отца Иоанна и дьякона Петра пытать, куда, мол, все подевалось! Да те молчали, точно Иисус Христос на допросе у этого... у Пилата! А батюшка еще и сказал им: «Вы сюда ничего не вкладывали, вот свое и забирайте - пустоту, а Божье к Богу возвратилось, чтобы потом опять к людям вернуться!» Говаривали, один из комсомольцев даже ударил за это священника. А тот ему в ответ, как Господь наш, и говорит: «Если я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь меня?» Парень покраснел, заерзал, и они все оставили батюшку в покое, так ничего и не узнав о церковных сокровищах. Потом
Прасковья зачитала стих, который быстро усвоила наизусть.
– Во, точно! Именно то и было!
– воскликнул дядя Миша.
– А вы откуда знаете?
– Нашли недавно черновик этого послания!
– доложил я.
– Вот как! Надо же... Столько лет уже прошло, а вот все опять возвращается на круги своя. Чудно право. Только вот, ребятки, должен я вас разочаровать: клад тот уже давным-давно найден. Да и не клад-то был вовсе, а так, кладик. А вот истинные богатства-то исчезли безвозвратно, вместе с отцом Иоанном сгинули. А он ведь из лагерей не вернулся. А знал ли чего о большом кладе дьякон Петр, неизвестно. Как он не пил, не болтал лишнего, да только ничего дельного о сокровищах ни разу не сообщил...
– Вы говорите, что какой-то клад все же нашли по этой записке. И что же там было? И кто и как смог это сделать?
– поинтересовалась Прасковья.
– О, это была целая эпопея!
– хохотнул косарь.
– Хорошо, слушайте, доскажу вам эту историю. Сын того мужика, которому дьякон-то книжку продал, стишок тот списал, да нам, пацанам, показал и сообщил. И мы все загорелись желанием клад добыть во что бы то ни стало. Взрослые вроде бы и хотели этим делом заняться, да особо активности никакой не проявили, не то уже время было: в Никольском храме уже склад был; а в доме батюшки Николая жил местный фельдшер с женой и ребятишками. Так что подступиться-то было не к чему. А мы, пацаны, эту записку растолковали так, что искать клад надо непременно в самом доме батюшки, как все там было и записано, так и посчитали, что отец Иоанн особо ничего и не зашифровывал, потому что времени у него было мало, да и писал он эту записку, скорее всего, для себя или для дьякона на тот случай, чтобы не забыть чего, когда вернутся из ссылки спустя лет 10-15. Мы даже установили точное место клада! Это находилось в детской комнате дома отца Николая.
– А как же вы догадались?
– поинтересовался Паша.
– А вот как. Батюшка Николай жил ведь с матушкой и с четырьмя детишками: тремя сыновьями - Сережей, Андреем и Александром, и младшенькой дочкой-красавицей - Варюшкой. И вот, разбирая записку, мы пришли к такому выводу: дома у Николушки - это значит в самом доме отца Николая (мне батя тогда говорил, что отец Иоанн звал своего друга именно Николушка), в ноженьках Варварушки - это значит в конце кроватки дочки; пяди три от Сергия - Сережка был старший сын, и его кровать стояла рядом с окном, и если он поднимал голову, то прекрасно видел двор и ворота их дома. Ну а остальное уже, как говорится, дело техники. Дети фельдшера играли вместе с нами и охотно согласились нам помочь в поисках сокровища. Они очень хорошо помнили, как стояли в детской кровати, когда их семья только еще переехала в дом батюшки, поэтому место, указанное в записке, мы, как тогда считали, определили просто с ювелирной точностью. Отступив от конца Варюшкиной кроватки на локоть и отсчитав три пяди от Сергия, мы замкнули прямую и поставили на этом месте жирный крест. Все это мы делали на карте, которую сами и нарисовали, изобразив на ней точный план дома. Теперь оставалось только вырыть в этом месте ямку с аршин глубиной, и клад отца Иоанна был бы в наших руках. Лизка и Лешка, фельдшерские детки, по нашей карте произвели в своей комнате точные замеры и наметили на полу то место, где был скрыт клад. А вскоре представился нам случай осуществить задуманное. В тот день фельдшер с женой уехали в город на ярмарку, а мы, вооружившись заступом и лопатой, двинулись в его дом. Лешка и Лизка запустили нас в свою комнату и показали место клада. Мы осторожно выдернули из пола две доски и принялись за дело. Землю складывали на расстеленный брезент, чтобы потом все обратно засыпать и замаскировать все следы нашего вторжения. Углубились на целый метр, однако так ничего и не нашли. Притомившись, сели на кровать и стали обдумывать, уж не ошиблись ли мы в расчетах? И тут, знаете, внезапно вернулся фельдшер! Мы, разумеется, ноги в руки и дали деру через окно в сад. Ну а Лизке и Лехе деваться, конечно, было некуда, а заделать яму они уже не успевали... Шуму было! Мрак! После этого случая мы больше не решались возобновлять поиски, так как фельдшер пообещал зарыть в той яме всякого, кто вновь посягнет на его жилище. Так прошло года три. О кладе отца Иоанна уже никто больше и не вспоминал. Но вдруг фельдшера перевели на работу в другой район, и он, собрав свои пожитки, укатил со всей семьей. Дом заколотили, и никто в нем больше не селился, так как он уже изрядно обветшал, а ремонтировать его никто и не собирался. По селу пошли слухи, что в доме отца Николая поселился призрак, стерегущий клад. Однако пацаны - народ не больно-то боязливый, и кто-то со временем подал идею возобновить поиски сокровищ. Как ни странно, но наша карта еще уцелела и, воспользовавшись ею, группа ребят отправилась на раскопки. Я в этом деле уже не участвовал: как раз школу тогда заканчивал и готовился к экзаменам. Но хорошо помню, как пацаны принесли небольшой ларец, отделанный гранитной крошкой. Чтобы добыть это сокровище, им пришлось перерыть всю детскую комнату в доме отца Николая, причем на глубину в аршин! Но, несмотря на этот тяжкий труд, они были счастливы и их глаза светились гордостью. Почему мы в первый раз ничего не нашли? Да просто оказалось, что Лизка и Лешка перепутали Варькину кроватку и поэтому невольно пустили нас по ложному следу. Ларец тот закрыт был на маленький замочек, который сильно заржавел и открываться никак не хотел. Пришлось сбивать его ломиком. Когда крышку открыли, то все думали, что увидят золото и серебро, собранное отцом Иоанном с дорогих окладов старинных икон, но нашему взору предстало нечто совсем другое.
В ларце оказалось два медных венчальных кольца, два бронзовых подсвечника, потертая Библия, пакетик ладана, пачка свечей, небольшой серебряный крестик на цепочке да похоронный набор. Почти все так, как и было указано в той записке. Только вот зачем надо было батюшкам так надежно припрятывать это добро? Пацаны, обнаружив хоть какой-никакой клад, утешились и успокоились, раздав свои находки бабушкам. А вот некоторые из мужиков, наоборот, воодушевились этим событием и стали проводить свои раскопки по всему двору, саду и огороду. Искали клады и в доме: печь разобрали полностью, погреба проверили, потом окна, двери, косяки повынимали и принялись за стены и крышу. Это продолжалось до тех пор, пока не обвалились сенцы, и бревно сломало одному мужику ногу и ключицу. После этого все работы свернули и усадьбу отца Николая оставили в покое. Сейчас от дома остался лишь один заросший бурьяном фундамент. Так что, ребятки, искать там теперь что-либо глупо и бесполезно...
– А может, клад спрятан все же в Никольском храме?
– предположил я, закидывая на воз последний навильник травы.
– Вряд ли. Когда отец Иоанн хоронил свои сокровища, здесь шли еще службы, и запрятать незаметно столько добра в стенах храма было просто невозможно. Кто-нибудь обязательно бы это заметил. Тогда ведь наша церковь не была такой заброшенной. Конечно, отец Николай мог как-то помочь лучшему другу схоронить в храме самое ценное, но только немного из того, что было в Преображенском храме. Все богатства тут не уместились бы, так как и Никольский храм тоже был не из бедных. После его закрытия все убранство описали и куда-то аккуратно вывезли. Отец Николай ничего не прятал, хотя говорили, что золота и драгоценностей в храме оказалось очень мало, похоже, самое дорогое тоже ушло в сокровищницу отца Иоанна, еще задолго до закрытия нашей церкви. Да и глупо было бы, сынок, прятать что-то в храме. Ведь тут стали бы искать в первую очередь. И искали ведь и у нас. Все вокруг Никольского-то перелопатили и в подвалах шарили. Да и пол тут не раз меняли, и кровлю... Нигде ничего не попадалось... Разве что тайник какой имеется мудреный. А как сделали в церкви склад да завезли туда всякую гадость, так никто с тех пор в храм и не ходит. Там и сейчас так воняет, как на поле во время подкормки удобрениями. Долго в этом помещении находиться не разрешают, угореть или отравиться можно, во как!
Поэтому и стоит наш храм целешенек. Никто не хочет брать себе для хозяйства аммофосные бревна, доски или кирпичи... И восстановить не восстановишь, так вот и стоит горемычный, как памятник безбожным временам. Эх-хе...
– вздохнул дядя Миша и перекрестился, потом добавил: - Я вот как думаю. Клад, скорее всего, скрыт где-нибудь в лесу, в земле, в надежном убежище... А знает о его нахождении, похоже, один Господь! А то, вон, некоторые наши уверяют, что клад этот в озере лежит, что близ Преображенского-то находится, ну, вы знаете... (Мы согласно кивнули). Но я в это не верю. В воде все быстро придет в негодность, как ни хорони... Да и прошлым летом какие-то мужики из города приезжали, шарили, говорят, по дну, да ничего не нашли, кроме ракушек да пиявок. Такие вот дела, ребятушки. И мой вам совет - лучше вы этот клад не ищите. Здесь его все равно нет. А начнешь искать - только зря потратишь и силы, и время. Лучше уж вы потихонечку восстанавливайте храм, а мы уж потом всем миром как-нибудь его украсим и обустроим. Надо же как-то расплачиваться за грехи наших отцов и дедов...
Мы поблагодарили дядю Мишу за его столь интересный и содержательный рассказ. Трава уже была собрана и уложена на подводе в виде большой и ладной копны. Косарь остался очень доволен нашей работой и сказал, чтобы послезавтра мы зашли к нему за молочком, которое он решил подарить нашему лагерю. Потом дядя Миша тронул кобылу и направил повозку к своему двору. Мы пошли рядом, чтобы посмотреть, где он живет, и заодно взглянуть на руины дома отца Николая. Косарь расспрашивал нас о ходе восстановительных работ, и мы охотно рассказывали ему о проделанном уже труде. Когда проходили мимо каких-то густых зарослей, дядя Миша, небрежно махнув в их сторону, сказал:
– Ну вот, это и есть батюшкин дом... Как видите, одна поросль и осталась.
Зрелище, действительно, было малоприятное. Среди густого бурьяна и высоких кустов ирги и акации едва-едва виднелись мшистые и закопченные жалкие останки кирпичной кладки. Какая-то пестрая птичка, соорудившая себе гнездо в этих зарослях, живо порхала над развалинами и весело щебетала, не обращая на нас никакого внимания. Да, пытаться искать что-то среди этого нагромождения камней и корней было просто бессмысленно. Мы с минуту постояли возле зеленого островка и, вздохнув, побежали догонять повозку.
Дядя Миша угостил нас квасом, и мы, попрощавшись с ним, поспешили обратно к магазину. Петька ехал на своей Зоське еще в начале улицы, поэтому мы избавились от лишних объяснений по поводу нашего отсутствия. Я купил всем по мороженому, а кобылку угостил маковым рогаликом. Мы уложили сумки на подводу и, усевшись рядом с ними, не спеша покатили по лугу, залитому знойным маревом полдня. Петька опять был без рубашки, и его шоколадное тело вновь впитывало в себя жар нещадных солнечных лучей. Я подумал, что пацан уже к концу июня наверняка превратится в негритенка, и тогда даже Зоська перестанет узнавать его!