Клад отца Иоанна
Шрифт:
Одно огорчало, убрав мусорное покрывало, мы невольно обнажили все раны и язвы, нанесенные зданию безбожными временами: разбитую колокольню, отсутствие крестов, обшарпанные грязные стены, мрачное зияние дверных и оконных проемов, сгнивший пол, закопченные, исписанные внутренности, разобранную кровлю... Видя все это, мы понимали, что, хоть и славно поработали, но сделали еще так мало... Ведь закрытый 70 лет храм нельзя возродить за неделю. Потребуется еще много и много времени, сил и средств, чтобы над окрестными лугами и лесами вновь загудел пронзительный звон колоколов и солнце отразилось бы на золоте куполов...
Ко всему сказанному хочу еще добавить, что «зернышкам» весьма активно помогали местные пацаны, частенько захаживавшие
Батюшка остался очень доволен нашей работой. Он объявил благодарность нам и Людмиле Степановне и стал уже подумывать о начале ремонтно-восстановительных дел. Все-таки было приятно осознавать, что именно мы, маленькие «зернышки», первые проложили дорогу к поруганному храму Преображения Господня! И, даст Бог, он скоро преобразится и засияет опять всей своей былой славой... Ответственность перед таким великим делом придавала нам новых сил и порывов. Брат Феодор трудился вместе с нами, а иногда на целый день пропадал где-то. Говорили, что он посещает и другие храмы в округе, как порушенные, так и действующие. Его никто не стеснял в своих действиях, не упрекал, не контролировал, не требовал отчета. Распорядок дня в нашем лагере он строго соблюдал, по мере возможностей принимал участие в различных мероприятиях, ел мало, отказывался от мясного и молочного, порой уходил в лес помолиться. За всю неделю мы с ним поговорили всего лишь один раз. Вот как это вышло.
Однажды брат Феодор задержался в храме, отмывая на стене какую-то старую роспись. Меня послали позвать его.
– Брат Феодор, идемте обедать! Все уже ждут!
– весело крикнул я, войдя в полутемный храм.
Монах бросил тряпку в ведерко, быстро вытер руки о полу своего черного одеяния и вышел. Пока шли, он вдруг обнял меня за плечи и сказал:
– Крепкий ты, брат Георгий! Из тебя хороший батюшка выйдет...
Я улыбнулся. Такая мысль еще никогда не приходила мне в голову.
– А не боишься ты, Георгий, что вот вы все тут восстановите, а придут другие и разрушат ваши труды?
– продолжал брат Феодор.
– Нет, не боюсь!
– Отчего же?
– Потому что веру нашу православную никто никогда не разрушит! Сколько вот уже били и давили ее, а вот она живет и опять возрождается. Так всегда будет! Потому и надо что-то делать для того, чтобы она жила в людях. С нами Бог, и что нам сделает злой человек? Да ведь и каждый из нас - это маленький храм Божий! Всех не порушишь, так ведь?
– Эге...
– как-то неопределенно вздохнул брат Феодор и опять усмехнулся своей отрешенной улыбочкой.
* * *
И вот наступило 12 июня - День России[6]. За хорошую работу Людмила Степановна объявила этот день для нас выходным. Можно было играть, веселиться, купаться, гулять, сколько душе угодно! К тому же все наметили сходить утром в ближайший лес за ранними грибочками, разными там опятами, опятами-сластушками да говорушками. Загорелый Петька сказывал, что видел уже и свинушки, да и земляника кой-где начинала потихоньку буреть. Зарядку, по случаю выходного, отменили и разрешили поспать до 8 часов. Тогда я, кажется, впервые выспался по-настоящему. После завтрака подняли флаг, на котором закрепили еще и флажок России. Людмила Степановна торжественно прочитала молитву о спасении России. После праздничной линейки «зернышки» пошли собираться в лес по грибы. Однако этим нашим планам не суждено было состояться. Внезапно из села нагрянул народ: мужики и бабы, ребятишки, богомольные старушки. Они откликнулись на призыв отца Григория помочь в ремонте храма и поэтому решили выходной день встретить полезным трудом на благо всеобщего спасения. Пригнали большой грузовик с досками. Мужики стали возводить строительные леса. Им помогали батюшка и брат Феодор. Работа закипела дружно. Девчонки и женщины принялись хлопотать над большим праздничным обедом для всех, так как местные принесли много всяческих вкусностей: молочка, творожку, яичек, рыбки, меда, муки, ранних овощей и зелени, мяса для шашлыков и борща. Карусель завертелась нешуточная. Тут уж было не до грибочков. «Зернышки» решили отложить выходной до завтра и тоже присоединись ко взрослым труженикам. Нам поставили задачу: убрать из храма остатки сгнившего пола. Работалось весело, радостно и спокойно. Правда, меня огорчало лишь одно обстоятельство: я до самого обеда, намеченного на 2-3 часа пополудни, не мог видеть Пашку. Она хлопотала на кухне, а мы, пацаны, таскали из храма гнилые доски и швыряли их в кузов стоявшего рядом грузовика. И все же девчонка сама пришла проведать нас! Ближе к полудню староста появилась в храме, держа в руках ведерко с родниковой водой и берестяной ковшик для питья. Радостные, мы кинулись утолять жажду. Пашка глядела на нас и весело посмеивалась. И тут вдруг раздался вопль Петьки-кучера:
– Ребя, смотрите, что я нашел!
Все обернулись. Петька подбежал к нам, держа в руках какой-то грязный, пахнущий плесенью, сверток.
– Это - клад! Непременно!
– восторженно объявил мальчуган.
– Ух ты!
– удивились ребята и окружили Петьку.
– А ну, покажь! Где взял-то?! Ого!
Однако свою находку Петр передал лишь Пашке, то ли на правах старосты, а по-моему, он был к ней вовсе не равнодушен. Девчонка пристроила сверток на штабель досок и осторожно развернула. Обертка состояла из 5-6 слоев: тут были и ветошь, и газета, и фольга, и промасленная бумага... Последним оказался кусок крепкого белого сатина. Он сохранился весьма неплохо, и мы радостно отметили, что и содержимое свертка, значит, тоже особо не пострадало. Пока Пашка развязывала два последних узелка, Петька рассказывал о находке:
– Я там, в углу... близ алтаря доску дернул, и два кирпича из стены вывалились. Хотел их обратно пристроить, да только, наоборот, еще больше дырку сделал... Там, оказывается, пустота была! Вот из нее-то сверток и вывалился...
– А может, там еще что-то есть?!
– предложил кто-то из пацанов.
– Да нет, я все хорошо проверил, больше ничего нету... Маленький такой тайничок был.
Наконец Пашка справилась с узелками, и нашему взору предстала большая толстая книга в кожаной обложке и с бронзовыми накладками.
– Ого! Старина! Видать, ценная!
– послышались восхищенные голоса ребят.
– Скорее всего, это Евангелие, - спокойно отозвалась Пашка и, перекрестившись, бережно открыла книгу.
– По-старославянски писано!
– сказал кто-то.
– Да, это Евангелие. Похоже, его читали во времена богослужений в этом храме, - сказала староста.
– Вот батюшка-то обрадуется!
– Это знамение!
– предположил я.
– Добрый знак, найти Книгу Книг в День России, да еще в момент нашего единения с местными!
– Да, ты прав!
– согласилась Прасковья и закрыла книгу.
– Петь, сбегай, позови батюшку.
– Есть!
– радостно выпалил мальчуган и кинулся за угол храма, туда, где с его восточной стороны дружно росли строительные леса.
– А тут, наверное, еще клады имеются! Я вон слышал недавно, в одном храме, тоже старом, ребята чистили мусор и нашли аж два ведра разных монет!
– оживились «зернышки».
– Ничего, если что и есть, мы сразу найдем! Все тут перероем! Будут денежки для ремонта!
– Эх вы, кладоискатели! Храм - это вам не банк, чтобы золотишко-то припрятывать! Батюшки только иконы да книги хранили, чтоб их не осквернили безбожники. А вы тут уж прямо «Остров сокровищ» развели!
– приструнила староста своих подопечных и, сняв с головы платок, осторожно протерла им книгу. И когда она это делала, вдруг на землю выпал какой-то листок, сложенный вчетверо. Я ловко подхватил его и развернул.
– Что это? Что?
– загалдели ребятки, обступая меня со всех сторон.
– Жор, покажи, а?