Клад отца Иоанна
Шрифт:
– Но вы же не знали, что все так случится...
– начала было Пашка, но Слон ее оборвал:
– Знал - не знал! Мог и догадаться! Но ведь не отпустил, хоть и мог! Значит - заодно со Ржавым! А он замучил ее! И теперь мне остается только жрать водяру вместе с ним, чтобы хоть как-то забыться... Потому что глаза ее по ночам часто вижу... Без очков-то они, знаешь какие были! Эх, да что там!...
– и охранник быстро дважды затянулся и отвернулся от нас. После долгой паузы он залпом выпил стакан крепкого чая и сказал, бросая окурок в огонь, - одного только желаю, чтобы
– Зря вы так, Слон, я вот почему-то верю, что вы смогли бы начать новую жизнь. Потому что у вас есть еще совесть, есть сострадание, и сердце еще не совсем окаменело...
– Не надо, а то еще расплачусь!
– усмехнулся Слон.
– Не надо мне прощения! Я готов за все ответить, по полной! Поезд мой уже ушел... В монахи я не гожусь, на зону идти совсем нет желания, а на воле меня больше никто не ждет, никто не любит, я здесь уже и не человек, а просто - Слон... Самогон, табак, клещи и деньги, деньги, деньги, которые не на что потратить - вот и вся моя жизнь. Так что нет уже смысла каяться и жить дальше. И вы, ребята, пока я совсем не рассердился, лучше оставьте меня в покое… Пейте чай, а то Ржавый скоро придет, уж ему-то все эти проповеди очень не понравятся!
– Слон, неужто ты его боишься?!
– удивился я.
– Ведь ты мог бы его одной левой придавить!
– Боюсь - не боюсь, какая разница! Что толку мне побить его... Мы все тут повязаны одной цепью. Подельников, как и родных, не выбирают. Нам и дальше жить вместе, может, и умирать... Братки, одно слово... Каждому надо выполнять свои обязанности, таков закон банды...
– А вот знаете, Слон, вы мне почему-то напоминаете святого Моисея Мурина!
– весело произнесла Пашка.
– Опять святого!
– недовольно хмыкнул охранник и поглядел на командирские часы.
– Нет, вы послушайте! У вас много схожего!
– не отставала Пашка.
– Моисей в молодости был рабом у одного знатного человека... Он тоже имел большой рост и суровый нрав, да и силищу огромную. И вот однажды он убил человека. За это хозяин прогнал его из своего дома. Деваться Моисею было некуда и он пристал к шайке местных разбойников. Там он был сильнее и страшнее всех, и бандиты сделали его своим главарем. И стали они промышлять разбойным промыслом. Но по великой милости Божьей Моисей раскаялся и ушел в один из пустынных монастырей. Здесь он долго плакал, прося принять его в число братии. Так Мурин стал монахом.
– Он что, еврей был, Моисей твой?
– недовольно хмыкнул Слон.
– Почему еврей?
– непонимающе переспросила Пашка.
– Он в Египте жил...
– А-а!
– как-то безразлично протянул охранник.
– Нет, вы послушайте, что дальше-то было! Однажды, когда Моисей молился в своей келии, на него напали четыре разбойника из его же бывшей шайки. Он не стерпел такой наглости, связал их всех, взвалил себе на плечи и, как охапку дров, принес в монастырь.
– Ого!
– невольно присвистнул я.
– Круто!
– Там Моисей стал расспрашивать у старцев, что сделать с разбойниками? Старцы велели отпустить их. Когда же разбойники узнали, кто взял их, и что он их пощадил, то тоже решили стать монахами. Весть о подвигах Моисея Мурина рано или поздно дошла и до всей его банды. Разбойники подивились, умилились, оставили свое грешное ремесло и тоже влились в число славной братии монашеской!
– И что, ты предлагаешь мне связать своих корешей и дуть к ментам? Авось помилуют грешного Слоника... Чтобы Иудой стать?
– Да кто же вы есть-то? Вы Иуды и есть!
– взорвался я.
– Есть воры, которые лишь богатых грабят, есть те, кто и бедными старушками не брезгует, но вы же хуже их всех - вы самого Бога обкрадываете! Думаете, не будет вам расплаты? А уж про тот свет я вообще молчу! Страшно попасть в руки Бога живого! Раньше на Руси и статей таких уголовных не было, чтоб судить за кражу икон и церковной утвари! О каких уж тут понятиях может идти речь! Уверен, что и на зоне к вам милости не будет! Блажен будет тот, кто остановит Кривого! Он ведь совсем даже не ведает, что творит-то! Как сильно святотатствует!
– Помолчи, а то башка разболелась!
– прервал Слон мои душевные излияния.
– Разболтался я тут с вами, расслабился... Просто вот давно уж по-человечески ни с кем не общался...
– Устами детей глаголет истина!
– хмыкнул я и встал. Вечерело. Солнце уже укатило за лес, птицы заметно угомонились. С болот потянуло плесенью и сыростью. Я сходил за кустики, а когда вернулся, то спросил у Слона, убиравшего в рюкзак стаканчики:
– Назар когда вернется?
– Завтра утром.
– За товаром?
– Ага!
– А нас куда, в болото?
– Зачем в болото? Вас выпустим подальше отсюда, к людям поближе...
– Как ту женщину?
– хмыкнул я.
– Это все Ржавый!
– пыхнул Слон.
– Я больше такого не позволю!
– Послушают они тебя...
– вздохнул я и сел около Пашки.
Последние мои слова явно не понравились охраннику. Я заметил, как он проскрипел зубами и покраснел, но проглотил этот укол молча. А я подумал: «Похоже, скоро опять пойдем в яму!». Мы все немного помолчали. Слон сходил за охапкой хвороста и, бросив сучья на уголья угасающего костра, снова сел на бревно. Достал сигарету. Помял ее как-то нервно, но прикуривать не стал. Он о чем-то напряженно думал. Капли пота блестели на его лбу.
– Слон, простите нас, если мы чем-то вас обидели! Мы, правда, не хотели этого!
– произнесла Пашка. Бандит ничего не ответил, точно вовсе и не расслышал ее слов. Он потянулся и достал из костра загоревшийся прутик. Потом от него разжег сигарету. Девчонка вновь спросила:
– Извините, а у вас есть дети?
Этот тихий и безобидный, в принципе, вопрос стеганул Слона, точно плеть погонщика. Он вздрогнул и нервно затянулся. Мышцы его лица напряглись.
– Есть, - глухо отозвался охранник.
– Точнее... были... Сын и дочь... Теперь уж, наверное, такие, как вы, стали...