Klangfarbenmelodie
Шрифт:
Щеки горели, и Аллен не сразу понял, что плачет. Слезы были горячие и соленые, струились к подбородку и капали на парку.
Его прорвало.
Его снова разбило.
— Вот я и пытался… пытался показать, что он мне безразличен, — судорожно выдохнул юноша, шмыгая носом. — Я пытался защитить его так, как мог, и, будучи всего лишь семилетним инвалидом, не придумал ничего лучше, кроме как притвориться невозмутимой тварью, игнорирующей его в упор. Чтобы в нужный момент Неа смог отпустить меня, не жалея ни о чём, но… но… — всхлипнул Аллен, проклиная себя за свою слабость, за свои слёзы, за
Так как уже отстегнул ремень, он хотел поскорее выскользнуть из машины, потому что это… сдерживаться было невыносимо. Но стоило только схватиться за ручку двери, как… Тики дернул его за плечо и прижал его к себе, порывисто обнимая и легко хлопая по спине. И юноша, растерянно замерший на мгновение, вдруг насморочно вдохнул, захлёбываясь слезами, и, зажмурившись, уткнулся лбом мужчине в грудь.
— Ну до чего вы дурные оба, — в голосе Микка слышалось какое-то ласковое облегчение. — Один хотел, чтобы смазливый братец умел за себя постоять, и третировал его рукопашными тренировками, а второй не нашел ничего лучше, кроме как игнорировать столько времени… — Микк рассеянно гладил его по спине поверх парки, и Аллен цеплялся за него так крепко, как только мог, боясь утонуть в собственных слезах.
— Ну… я-я же… — он всхлипнул, и Тики плотнее прижал его к себе. И Уолкеру тут же показалось, что теперь можно спокойно выплакать все эти годы, потому что… Тики не был таким даже когда в трепетном беспокойстве сжимал ладони Алисы в своих руках, узнав о ее побеге.
— Дурак ты, — мужчина зарылся пальцами в волосы ему на затылке, вызывая по телу волну какой-то неясной, ошеломленной дрожи. — Ты же не один, — вздохнул он. — Меня бы вот Шерил за такое поведение выпорол, между прочим.
Аллен не сдержался и судорожно рассмеялся сквозь слезы. Смех получился каким-то лающим и очень слабым, но стало определенно легче.
Тики хохотнул в ответ, опаляя его макушку горячим дыханием, и похлопал юношу по спине в успокаивающем жесте, отчего Уолкер зарылся с носом в его пальто, чувствуя, как слёзы всё ещё текут по щекам и как ему приятно быть в чьих-то объятиях.
Глаза болели — линзы задвигались, и нужно было бы снять их и закапать капли, но двигаться не хотелось. Хотелось, чёрт подери, обнимать Микка и гретьсягретьсягреться.
Мужчина был тёплым. Неожиданно тёплым, ласково-заботливым, надёжным. Аллен ощущал себя сейчас в безопасности.
И он грелся. Наконец-то грелся.
Даже Неа не дарил ему столько тепла, или, возможно, это Аллен просто не мог воспринять именно его жар, закрывался от брата, но Тики… он согревал. Он плавил.
Юноша зажмурился (глаза стрельнуло болезненной молнией) и глухо рассмеялся, глубоко вдыхая полной грудью и прижимаясь к мужчине крепче, чтобы уже через мгновение отстраниться, смущённо шмыгнув носом.
— Прости, — сконфуженно буркнул он, закусывая губу, и почесал шрам, как всегда обычно делал, когда не знал, как вести себя.
— Да я уже привык, что вы все плачете, — Тики как-то наигранно скорбно сжал губы, словно оттаивая к нему, и щелкнул юношу по покрасневшему носу. — Только глаза не три, а то еще воспалятся,
Аллен все-таки потер глаза, на секунду жмурясь, чтобы сохранить в памяти приятное теплое ощущение, и последовал за ним. А Неа скажет, что линза чуть не выпала, вот глаза и заслезились. Потому что эта маленькая, совершенно в данном случае, незначительная недомолвка — она того определенно стоила.
========== Op.12 ==========
Тики лениво потянулся, совершенно не горя желанием покидать постель, и уткнулся носом в подушку, укутывая себя в одеяло поплотнее, чтобы никакая часть тела не выглядывала. Отчего-то на душе было приятно, легко, светло. Словно вчера он был на концерте Алисы, словно он трепетно держал её за руки и тонул в своей влюблённости.
Микк резко раскрыл глаза, обречённо вздыхая.
Никакой Алисы не было.
А вот влюблённость, по всей видимости, осталась.
Он всё-таки поднялся с кровати, мимоходом отмечая, что ни Неа, ни его вещей в комнате нет, и поплёлся в ванную, застряв там минут на тридцать. Когда же мужчина вышел, по квартире разливался аромат чего-то съестного. Тики любопытно повёл носом и заглянул на кухню, где, что было уже совершенно неудивительно, у плиты орудовал Аллен, ужасно домашний в растянутой красной футболке и шортах, с собранными в пучок волосами и напевающий что-то в такт, видимо, тому, что звучало в наушниках.
Микк устроился за столом и положил подбородок на скрещенные руки, наблюдая за мимикой и жестикуляцией юноши. Тот был так похож и одновременно так непохож на Алису, что…
Он и есть Алиса, Тики, просто смирись с этим.
Тонкий, хрупкий, угловатый — еще совсем мальчишка, даром что девятнадцатый год. Поэтому и смахивает чем-то на девчонку, если в платье его нарядить.
Внезапно Аллен притопнул ногой и замер, вскинув голову. Как видно, музыка в наушниках сменилась, и именно это так подействовало. Юноша легонько застучал ножом по разделочной доске, прекращая нарезку мяса, и, покачивая головой, запел громче, давая Тики с удивлением узнать в своем мурлыкании «Magic Moments» Перри Комо.
Мужчина не сдержал улыбки — до того забавно Аллен выглядел, пританцовывая под музыку из наушников, а уж подпевал и тянул слова он и вовсе чудо как хорошо.
Совсем как Алиса.
…ведь он же и был Алисой.
Может, стоило просто услышать, как редиска поет, чтобы наконец смириться с этим?
Потому что пел Малыш так же, как и на сцене — эмоционально и полностью отдаваясь этому делу.
Вода в кастрюльке закипела, и Аллен плавно подскочил к ней, словно исполнял какой-то танец, чёрт подери, после чего приоткрыл крышку и убавил огонь, начиная петь уже что-то совершенно другое, тоже живенькое и задорное, но на японском языке, а Тики наблюдал, как он пластично двигает плечами, как спина его совершенно грациозно извивается из стороны в стороны, а руки (в перчатке была лишь левая ладонь) порхают в воздухе, чётко перемещаясь от продуктов к склянкам, плошкам, кастрюлькам.