Klangfarbenmelodie
Шрифт:
И это было великолепно. Аллен чувствовал себя живым, а не той ледяной глыбой, какую обычно из себя строил.
Алиса была его спасением — он мог быть самим собой.
В этот раз Тики смотрел отстраненно и… как-то задумчиво. Как в тот раз, когда был здесь со своим братом (Вайзли как будто едва ли не притащил его тогда сюда, потому что Тики… он почти не смотрел, а значит, даже как будто не слушал, и это почему-то особенно убивало).
Он сравнивал Алису и Аллена? приходил к каким-то своим выводам?
Но ведь Алису и Аллена — их не сравнить! Аллен… он и рядом
Потому что… Аллен чувствовал себя весело и спокойно, когда улыбался ее улыбкой. Может, потому что знал: эта улыбка — она его собственная.
Тики смотрел и смотрел, практически неотрывно, и Аллен купался в этом взгляде — и прятался от него, погружаясь в музыку. И это был замечательный вечер. Один из тех вечеров, когда непременно надеешься на то, что все будет в порядке.
Потому что Неа, как только Аллен возвращался с работы, тут же летел его обнимать и смеялся так много, как, казалось, никогда раньше. И потому что… Тики пришел на его концерт.
И даже если он так и не заговорит с ним (потому что они совсем не говорили — ни об Алисе, ни вообще о чем-либо — по крайней мере последние пару дней), Аллен будет просто рад, что мужчина приходит.
Ему вообще казалось, что сейчас он просто полон радости.
И это… подозрительно.
Уолкер хотел иногда вернуться на две недели назад, до пули в животе, до собственного бреда про огонь, до услышанного разговора Тики с Адамом, до собственного осознания и понимания, что Неа не отпустит его уже никогда и ни под каким предлогом. Он хотел вернуться, потому что-то время было полно чёрствой уверенности, что всё будет хорошо — ведь Адам не доберётся до них. Ведь Адам не убьёт брата. Ведь сам Аллен делает всё, чтобы его ненавидели и чтобы к нему никто не привязывался.
Хотел — и в следующую же секунду замечал, как внутри всё протестующе трепещет.
Потому что чёрствая уверенность была сама по себе средоточием боли и постоянного контроля.
Юноша врал сам себе — он уже не хотел вернуться туда, в то время, на две недели назад. Он хотел остаться здесь и переживать, бояться, потому что опасность буквально висела на хвосте.
Но Аллен чувствовал вместе со страхом и огромное облегчение. Ведь Неа обнимал его, Неа хохотал, Неа был, казалось, счастлив, а юноше большего и не требовалось.
Когда Уолкер допел последнюю песню, зал взорвался оглушительными аплодисментами, принося неописуемое счастье, и он, искренне всем улыбнувшись, соскочил со сцены и, с секунду думая над этим, направился к Тики.
Мужчина вскинул бровь, завидев его, и слегка напрягся.
Все-таки им определенно стоило поговорить. В конце концов, ведь Тики пришел!.. Возможно, это значило, что у Аллена есть надежда… подружиться с ним? Не ради Неа или чего-то такого, но просто… потому что это был Тики, оказавшийся романтиком, мечтателем и знатоком кантри.
Который красиво говорил, мягко сиял глазами и целовал ему руки.
Вот черт.
Аллен
Потому что поговорить с Тики будучи Алисой Уолкер мог хотя бы попытаться — в последний раз мужчина язвил и грубил, но не… не игнорировал его. А Аллена Микк не замечал просто в упор — только пользовался стандартным набором здравствуйте-спасибо-до-свидания, если Неа маячил неподалеку.
— Ммм… Кхм… Привет?.. — Аллен сам не заметил, как в волнении ломает пальцы. Опомнился только когда ощутил, как бархат трется о бархат, чуть нагреваясь и обнимая кожу жаром.
— Шел бы ты дальше себе в гримерку, — отстраненно отозвался Тики, отводя взгляд.
Да, не очень хорошее начало.
Аллен скривил губы, чувствуя неудобную неприязнь к мужчине, и сердито нахмурился, сразу же теряя всё желание разговаривать вежливо и участливо. Чёрт подери, почему это он должен ощущать себя лгуном лишь из-за того, что какой-то бабник влюбился в Алису?
Юноша ощутил, как лёд вновь покрывает его лицо.
Лёд всегда был его защитой.
— Я всего лишь хочу поговорить, — спокойно смотря Микку в глаза, признался Аллен и, оперевшись локтями о столешницу, уложил подбородок на ладони.
— Кто мешает тебе говорить, когда я прихожу к Неа? — будто сдаваясь, вздохнул мужчина, все также не поднимая на юношу взгляда и потирая подушечками пальцев лоб.
— То, что ты приходишь к Неа? — невесело усмехнулся Уолкер, снова чувствуя, как его наполняет… что-то. — Сюда ты приходишь ко мне.
— Я прихожу к Алисе, — поправил его Тики негромко, все-таки сталкиваясь с ним взглядом и наконец давая заметить свою усталость.
При брате Микк никогда усталым не выглядел — всегда как-то его отвлекал, развлекал… Как нянька с дитем, ей-богу.
От этой мысли губы Аллена все-таки тронула улыбка, и Тики тут же отстранился, отрешился. Сердито поджал губы и нахмурился. Только смотрел все равно — задумчиво.
— Ты приходишь ко мне, — мягко отозвался Уолкер. Наверное, с той мягкостью, с которой успокаивал Неа, когда тот сказал, что остался один, потеряв абсолютно всех. — Потому что Алиса — это и есть я, Тики, — он рассеянно затеребил перчатку на кончике мизинца и усмехнулся. — Смешно сказать — она появилась оттого, что Неа запрещал мне заниматься музыкой, разве я тебе прежде… не говорил?
Мужчина как-то неопределённо хмыкнул, оглядывая его, задерживая взгляд на лице, словно хотел что-то высмотреть, понять. Найти.
— Говорил, — сухо пожал он плечами, и Аллен еле сдержал себя от отчаянного стона. Ему внезапно захотелось удариться головой о стол, потому что Микк был совершенно безнадёжен в своём нежелании говорить с ним.
Вообще, юноша мог даже понять его. Всё-таки, не каждый день узнаёшь, что девушка, в которую ты влюблён по уши (о боже, как это вообще вышло, скажите на милость), на самом деле является парнем. Возможно, у Тики просто был продолжительный шок. Или он просто не желал иметь ничего общего с обманщиком и клоуном, надевающим женские вещи.