Klangfarbenmelodie
Шрифт:
Почти как с Неа.
Только гораздо нежнее, пожалуй.
С кухни послышался запах еды, и мужчина поспешно отдернул руку, отворачиваясь и покидая комнату.
Комментарий к Op.10
Репертуар:
Postmodern Jukebox — Radioactive
========== Op.11 ==========
Аллен посмотрел в зеркало, на секунду улыбнувшись своему отражению — рыжий парик, напомаженные губы, чёрно-синее платье, — и вышел из гримёрки, аккуратно поправляя плотные бархатные перчатки. Ему постоянно казалось, что они могли вот-вот сползти и показать всем присутствующим его уродливые шрамы, а потому первое время приходилось
Линали смеялась над этой привычкой, но последние несколько недель приносила ему перчатки на резинке, отчего юноша был несказанно благодарен ей.
В кафе собирался народ, люди рассаживались по столикам, Элиада расхаживала между гостями и принимала заказы, а Кроули за стойкой провожал её влюблёнными взглядами, и Аллен наблюдал за этим, понимая, что ужасно рад тому, что его вообще приняли сюда.
Примерно два года назад Уолкеру понадобились деньги, а просить у Неа было слишком стыдно, да и он хотел сделать сюрприз на день рождения, так что пришлось выворачиваться и искать подработку. И тогда ему помогла Линали: познакомила с Комуи, в кафе которого по счастливому стечению обстоятельств пропивал свою жизнь и прятался от Аниты Мариан. Понятное дело, Аллена взяли официантом, а когда освободилась вакансия повара спустя несколько месяцев, то и одним из поваров. Но поражало юношу всё-таки больше другое.
В зале стояло пианино.
А он ужасно хотел научиться играть на пианино ещё с детства. Начинал даже как-то ходить в музыкальную школу, пока Мана был жив, но потом Неа, погружённый в ужасную депрессию, запретил заниматься этим.
А тут на пианино играл Кроули, и мужчина был очень неуверенным в себе, но ужасно добрым, отчего сразу же заметил, какие голодные взгляды бросал на инструмент Уолкер. И — предложил учиться на нём играть.
Аллен просто не смог отказаться.
А несколько месяцев назад Кросс, как-то заметив его за игрой и пением, предложил помочь выплатить долги взамен на то, чтобы заниматься любимым делом на сцене.
Так и родилась Алиса.
Так Аллен и смог сбросить свою маску ледяной невозмутимости.
Миранда, наигрывающая что-то на виолончели, приветственно улыбнулась ему, махнув тонкой болезненной ладонью, и юноша поднялся на сцену, уже оттуда обведя взглядом зал.
Тики не было.
Неужели он и сегодня не придёт?
На самом деле, это было совершенно неудивительно. Просто… Аллен думал, что Микк хотя бы будет приходить и слушать его пение. Уолкер любил петь, а Тики так слушал его — так внимательно, так… понимающе. И смотрел так горячо и пристально, что… Аллен привык к этому взгляду, и теперь без него было неуютно.
И на пустой стол смотреть было неуютно тоже. На пустой — или занятый кем-то другим.
Но чаще пустой вообще-то, потому что… кажется, кто-то до сих пор его бронировал — и не приходил. Аллен мечтал, что это Микк, с которыми они так здорово говорили в последнее время, внимание которого было ненормально приятно. До такой степени, что юноша уже иногда задумывался о том, что это вызвало и что потом повлечет.
Конечно, это просто была жажда общения. Когда ты молчишь многие годы, не имея возможности говорить с кем-то о том, что тебе
Напрягало Аллена только одно. Тики был влюблен в Алису, а юноша ею и был. И тогда… если думать рационально, то тогда влюблен Тики был в него.
И Уолкера это смущало.
Потому что это… ну… было странно. И стыдно.
Микк явно думал, что юноша с ним играл, забавлялся, издевался над ним, но ведь Аллен тоже был искренен. Правда, он был уверен, что мужчина отстанет от него спустя неделю-вторую, потому что знакомство у них было странное, завязанное лишь на том, что Тики хотел затащить Алису в постель, грёбаный бабник, а потому и юноша вёл себя максимально вежливо и равнодушно.
А потом ему вдруг стало известно, что Микк влюбился.
По сути, в него.
Но, если уж на чистоту, то в девушку со сцены, которая просто не давала ему.
И Уолкер чувствовал себя обманщиком. Ужасным обманщиком, который вообще-то был искренним, но всё равно лгал.
Аллен тяжело вздохнул — он разбил сердце Тики, прекрасно просто. Тот вряд ли проникнется симпатией к такому идиотскому замкнутому парню, который вечно в своих мыслях и переодевается в женские шмотки.
Первое время Уолкер стыдился этого: ему было неприятно надевать платья, а краситься так вообще — тихий ужас. И как женщины наводят марафет на лице каждый день? Но спустя несколько недель юноша привык — и Алиса превратилась во что-то… необходимое, чтобы вдохнуть полной грудью.
Аллен даже ловил себя на том, что ему вообще-то нравится притворяться вежливой и беззащитной девушкой. А потом выбивать каблуками дурь из некоторых идиотов.
Наверное, он был единственной певицей, которая одновременно работает и вышибалой.
Вдруг взглядом он поймал чёрную макушку, и внутри у него всё затрепетало.
Пришёл.
О боже, Тики всё же пришёл.
Мужчина вошел в зал, когда Аллен заканчивал петь первую песню за этот вечер. Осмотрелся, словно даже не думал, что его столик — юноша уже привык, что это всегда столик Тики — будет свободен, и только потом с удивлением заметил свое пустое место.
Как будто его ждали.
Аллен подозревал, что это расстарался кто-то из персонала, а может — брат Тики, Вайзли (Роад много про него рассказывала). И… на самом деле, Уолкер действительно ждал Тики.
Наверное, поэтому и смотрел на него совершенно неотрывно, когда тот занял пустое место и поднял на него глаза.
Правда, юноша тут же отвёл взгляд, чувствуя себя совершенно неудобно и смущённо от своего же поведения, и полностью погрузился в пение, полностью отдался своим эмоциям, отпуская их в свободное плавание.
Мана в детстве любил петь. У брата был мягкий красивый голос, и Аллен заслушивался, когда тот начинал исполнять романсы или колыбельные. Это было прекрасным воспоминанием: лёгкие звуки пианино, раскрытая форточка, гуляющий по комнате ветерок и Мана, поющий о чём-нибудь невероятно воздушном, о любви или дружбе.
Уолкер чувствовал себя на сцене настоящим. Его словно прорывало, его разрывало, ему хотелось поделиться всей своей кипящей кашей эмоций с остальными. Хотелось поддержать, хотелось рассказать, хотелось успокоить… он словно сам становился песней — настолько всё пропускал через себя.