Клеймо дьявола
Шрифт:
— Не-е, господин, моя была телега-ат. А друга, так той Зеклер. Аль не ведали?
Лапидиус насторожился, но постарался не подать виду. Итак, повозка, под которой обнаружилось тело, принадлежала Фрее.
Почему Крабиль ему об этом не сказал? А ведь он, Лапидиус, еще недавно расспрашивал его, нет ли чего нового по делу!
— И где теперь та повозка?
— Почем мне знать. Можа, ище тама.
— Ну, хорошо. — Лапидиусу пришла в голову другая мысль. — A rigor mortis [8] уже вступил в действие, когда ты поднимал тело
8
Rigor mortis (лат.) — трупное окоченение.
— Чё? Ри… не-е, господин, — Кротт глянул со смущением и любопытством, — ничё такова не было.
— Ясно, — Лапидиус выругал себя за непонятное выражение. — А труп уже начал коченеть?
— Ище как, господин. Она была прям как доска, коды подымал. Дак ничё, управился. Токо вот с головой была беда, того гляди отпадет.
— Да, женщина была убита.
— Угу, господин, — Кротт боязливо покивал.
— А ты знаешь, кто это мог сделать?
— Не-е, господин, хошь побожусь, не-е.
— Спасибо. — Другого ответа Лапидиус и не ожидал. — Ты мне очень помог.
— Дак чё не подмогнуть, господин, дай вам Бог!
Лапидиус, не теряя времени, направился в сторону Гемсвизер-Маркт. Бургомистр Штальманн, помнится, сказал, что в городе волнения, чуть ли не беспорядки, но ничего такого Лапидиус не заметил. Разве что торчащие кое-где у домов бабы при виде его начинали шушукаться и указывать пальцем, а в остальном все было как всегда.
Крабиля в помещении вахты не было. Ладно, потрясет начальника стражи в следующий раз. Он охватил взглядом площадь. Там, шагах в тридцати у каменной постройки, стоял прежде фургончик Фреи. Теперь его на месте не было.
Лапидиус поспешил к этому месту и осмотрел его. Ему в глаза бросились черные пятна в щелях между брусчаткой. Без сомнения, просочившаяся кровь. Здесь лежал труп. Он разогнулся и обследовал мостовую поблизости. На отдалении в пару футов обнаружилось еще пятно, за ним — третье. След вел к Шелленгассе. И, вероятно, дальше, за городскую стену. Вывод следовал только один: труп привезли из-за города на повозке Фреи Зеклер, скорее всего ночью, и оставили ее на рыночной площади, а труп бросили под телегу. Но зачем? Может быть, злоумышленники хотели его спрятать, но кто-то им помешал? А может быть, совсем наоборот, чтобы его нашли?
Лапидиус оставил свои домыслы. Это не имело смысла. Но уже через пару секунд мысли начали новый кругооборот. Где сейчас повозка? Может, ее потом отогнал тот, кто привез труп? А может, городские власти прибрали в надежное место?
Ломая себе голову над неразрешимыми вопросами, Лапидиус направил стопы в сторону Бёттгергассе. Кто мог быть таким безжалостным убийцей? Или их было несколько? Ему на ум пришли виденные гематомы, и он попытался себе объяснить их происхождение. Кровоподтеки, это знает всякий, появляются от сильного надавливания или удара. Здесь, скорее всего, первое, потому что на коже повреждений нет. Что могло с такой силой впиться в тело неизвестной? Когда над ней насильничали, возможно, прижали к земле. Да, возможно. Но что это за земля такая, на которой торчат такие выступы? И в таком порядке расположения? Лапидиус понял, что и в этом направлении он далеко не продвинется.
Смертельная рана. Что у нас с этим разрезом,
А что с беленой? Возможно, она была компонентом дурманящего напитка, который лишал жертву воли? Лапидиус дал отбой. Идея была слишком умозрительной.
Во всяком случае, сказал он себе, это смерть с одной-единственной ярко выраженной отличительной чертой: буквы «F» и «S», вырезанные на лбу. Кто-то хотел подставить Фрею Зеклер — в этом он был уверен. То, что труп привезли на ее фургончике, еще больше укрепляло его предположение. Да, кто-то желал ее устранить, целенаправленно и коварно. Точно так же, как ранее пытался оклеветать перед судом.
Но вот кто этот «кто-то»?
Аугуста Кёхлин и Мария Друсвайлер обвинили Фрею в колдовстве и при этом врали без зазрения совести. Может, они убийцы? Ведь это они купили у Фреи белену, а от трупа исходил этот запах… запах «чертова глаза»… Нет, это абсурд. Женщины не насилуют женщин. И у них нет спермы. То есть должен быть мужчина.
Дойдя до этого пункта, Лапидиус испытал удовлетворение: по крайней мере, теперь ясно, что свидетельницы были связаны с убийцей. С одним или несколькими. Которые держались в тени. Изверги. Мясники. Нелюдь, которую следовало найти. Но чувство удовлетворения быстро уступило место разочарованию, поскольку он вынужден был признать, что со своими изысканиями не продвинулся ни на йоту.
Пока не продвинулся.
— Чё будете кушать, хозяин? — спросила Марта, едва он переступил порог.
Лапидиус очнулся от своих мыслей.
Он не заметил, как добрался до дому.
ШЕСТОЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ
Лапидиус храпел в своем любимом кресле.
В кресле он провел всю ночь, заснув, как и в предыдущий вечер, за работой. А до того он занимался Великим Трудом. Проделал целый ряд дополнительных алхимических опытов, для которых не требовался маленький аламбик. И все-таки дело продвигалось худо. Снова и снова он мысленно возвращался к убитой, и его мучил вопрос, кто же мог такое совершить. Наконец, около полуночи веки смежились сами собой.
— Хозяин, ужо день на дворе, — в дверях стояла Марта, натирая серебряный подсвечник. — Не пора ль подыматься-та?
Лапидиус храпнул еще разок, задвигал губами, пыхнул и, моргая, открыл глаза.
— Боже милостивый, уже совсем светло!
— Ну, а я чё! У меня грибы да сало шкворкают на сковородке. Как вы покушать?
— Очень хорошо, — Лапидиус медленно приходил в себя. — Грибы и сало… хорошо, очень хорошо. Э… погоди-ка, Марта, пока не неси. Сначала умоюсь.
— Как скажете.
Чуть погодя Лапидиус восседал за своим лабораторным столом и лакомился. Грибы Марта собрала прошлой осенью собственноручно, насушила и убрала на холод. А теперь, размочив, поджарила их на нутряном сале, щедро сдобрив перцем. Здесь были моховики, рядовки и лисички — настоящее пиршество!
День обещал быть погожим. Из окон падали солнечные лучи, многократно отражаясь в алхимической посуде. Весенний воздух перебивал запах серы и металлов.
— Марта!
— Да, хозяин? Как оно, скусно? Можа, щё чуток? Али хлебца с маслинам?