Клеймо сводного брата

Попова Любовь

Не чье-то, а Славы.

Соня сидела в кресле качалке и кормила его из бутылочки.

И первая мысль меня постигнувшая: почему не грудью?

Я бы с удовольствием посмотрел, как пухлые губки розовощекого младенца причмокивают сосок. Я бы и сам не отказался.

— Молоко пропало? – тут же спросил я и не без наглости подошел к малышу.

Тыльной стороной ладони проверил лобик. Потом заметил, насколько далеко стоит Петя. С каким выражением он смотрит на Соню с младенцем на руках. И меня осенило.

Эта мысль была настолько правильной,

что мне захотелось одновременно рассмеяться, заплакать, дать себе по тупой башке.

Петя имеет к этому ребенку столько же отношения, как любой другой чужой человек.

Это мой сын. Сроки сходятся. И пусть и Петя бы успел, и тест на отцовство я все-таки проведу, но врачебная интуиция, да и пара курсов психологии говорят сами за себя.

Петя не может быть отцом. Он ненавидит этого ребенка. Потому что он мой. Сын человека, разрушившего его планы. Уже во второй раз.

— Я кормила, а потом… — она глянула на Петю, который нахмурился еще больше и просто в итоге вышел из комнаты.

Я как будто оказался в параллельной реальности. Где между мной и Соней ничего не было, а ее семейная жизнь с Петей не сложилась. Она и не должна была. Слишком давно мы с ней любим друг друга. И никакая потеря памяти этого не исправит.

— Лактацию можно вернуть, — неожиданно для самого себя сказал я и ощутил, как от мыслей об этом в паху начинает жечь.

— Ох, я пыталась. Что только не пробовала. Чаи, молокоотсос, — шептала она на грани слез, а мне захотелось свернуть Пете башку, что посмел заставить нервничать только что родившую супругу. – Ничего не помогает. А на смесь у Славы аллергия. Мы уже пятую меняем.

— Я могу проконсультироваться со специалистами, — не стал я гнать коней, хотя прекрасно знал несколько эффективных способ возврата к грудному кормлению. И да, черт возьми. Мне бы хотелось, чтобы мой сын пил молоко матери, а не всю эту дрянь. Тем более, если у него аллергия.

Я перевел взгляд на малыша, который сосредоточил взгляд на груди Сони, а значит он тоже еще не забыл.

И я не забыл. До сих пор помню, какого это — гладить эти бархатные холмики, как кайфово перекатывать соски между пальцами. Крупные, как две вишенки, сосочки.

Которые сейчас неожиданно для меня приподняли ткань платья.

В комнате не холодно, это нужно отметить, а значит…

Поднимаю резко взгляд и точно… Соня отводит свой, при этом став почти пунцовой.

Мозг может и забыл, но тело-то все помнит. Или она хотела меня всегда?

Еще до пожара?

— Эм… Проконсультироваться где? Ты разве практикуешь? — спросила она, прочистив горло.

Малыш как раз допил, и она положила его на плечико, чтобы тот срыгнул.

— Не практикую, — интересно, что ей наплел Петя. – Но знакомства остались.

— Спасибо, я буду благодарна тебе за помощь. Я чувствую себя неполноценной матерью, потому что не могу дать Славке необходимого, — говорит она и, подхватив малыша на руки, идет к пеленальному столику.

— В этом ведь нет твоей вины, — подхожу

сбоку и наблюдаю, как ловко она справляется с переодеванием.

И действительно у мальца сыпь на животе. Никогда бы не подумал, что Соня может стать такой заботливой матерью. Кстати, о ней.

— А где твоя мать? Почему не помогает?

Соня посмотрела на меня как на дурака.

— Ты уверен, что говоришь о моей матери? — смеется она. – Мама переживает смерть отца на Мальдивах.

— Действительно, где еще переживать о его смерти, — усмехаюсь и вдруг слышу.

— Мне будет приятно, если ты будешь приезжать почаще. Я не знаю почему, но с меня как будто кто-то снял чувство тревоги.

Как удачно.

— А если я поживу здесь?

— Правда?! А твоя… Ну… У тебя наверняка есть девушка.

Есть, только она меня не помнит.

— Я полностью в твоем… Вашем, — кидаю взгляд на размахивающего кулачками Славу. – Распоряжении.

Она улыбается так искренне, что у меня тугим обручем сжимается грудь. И я не могу себя пересилить. Наклоняюсь и сам ее обнимаю. Знаю, что должно пройти время, знаю, что мне потребуется деликатность, которой я никогда не обладал. Знаю, что нам придется начать все заново, но я никогда не откажусь от своей Сони.

— Спасибо, что вернулся, Герман.

— Спасибо, что ждала, — отвечаю, смотрю в глаза и с трудом сдерживаю порыв коснуться пухлых, подрагивающих губ.

И когда она возвращает внимание младенцу, я беру бутылку и иду на выход. Мне нужно знать наверняка. Тест готовится две недели. И если отец я, Петя больше в этом доме жить не будет.

Глава 30.

*** София ***

Мне хочется проснуться, но сон держит. Не отпускает. Снова и снова возвращая меня в моменты, которых быть не могло. Снова и снова раздражая меня мечтами, которые я похоронила.

Герман.

Его тело.

Так близко. Так жарко. Снова и снова на мне. Снова и снова во мне. Жестко и сладко одновременно.

Он ставит меня на колени и требует, чтобы я взяла в рот. Но это же ерунда. Плод больного воображения. Он никогда не проявлял и тени заинтересованности. Наоборот. Злился, если я подходила слишком близко. Если трогала, даже случайно. Он всегда был для меня чем-то большим, чем сводный брат, и ради него я бы пошла даже против родителей, но он не хотел меня.

Он никогда меня не хотел.

И снова погружаюсь в этот сон, смотря на себя как будто со стороны.

Я уже не понимала ничего.

Ни своих чувств, так сильно обострившихся за последние сутки, ни желаний, которые теперь беспрестанно увлажняли промежность. И, самое главное, не понимала, почему даже не пытаюсь как-то противиться всему этому?

Почему иду прямиком в спальню Германа, будучи по его требованию абсолютно обнажённой?

И почему всё происходящее безумно нравится?